Любовь провокатора - [45]

Вот всего этого я, конечно, писать не хотел и не собирался, но, в конце концов, кто-то же должен был это сделать.

Неправда, что в России ныне нет свободы слова.

Напротив – может быть, никогда в русской истории у нас не было такой свободы слова, как сегодня. Можно говорить все что угодно: слова потеряли силу. Девальвировались. Обесценились. Раньше стоили, может быть, $1 000 за баррель. А сейчас – доллар за тонну в базарный день.

Владимир Путин, когда был президентом, восемь с половиной лет подряд говорил, что нам нужно «слезть с нефтяной иглы». И все эти восемь с половиной лет принимались только решения, усугублявшие зависимость России от этой самой нефтяной иглы. И содержимого соответствующего шприца.

Россия восстановила свое влияние в мире – много лет говорили почти все и почти везде. И продолжают говорить, хотя Россия полностью потеряла влияние даже на просторе своей бывшей Империи.

И так далее – примеров не счесть.

Позднероссийская власть денег, она же монетократия – освободила слово, умножив его на нечто, близкое к нулю. Кто сказал, что мы обречены молчать? Мы обречены говорить. Но нас некому слушать. Мы обречены писать, но некому нас читать.

Что ж – пошлем привет царю Мидасу: наши желания исполнились. Мы хотели свободы слова, и мы ее получили.

Когда слово в России было запретным и дефицитным, как черная икра XXI века, когда за него сажали и убивали, когда слово гремело оружием и вызывало привыкание, как наркотик, – тогда-то оно ценилось. И Солнце останавливали словом, и куда-то бросались гроба шестеркою дубовых ножек и т. п.

Потом мы вошли в эпоху перепроизводства слова. Когда за слово даже в морду никто уже не даст. Нет, кто-то даст. Человек из Чечни, например. Потому что в Чечне тотальной власти денег не наступило. Нет, конечно, деньги там тоже очень важны. Но там еще важна сила. А слово – составная часть силы. Так уж повелось из традиционных эпох.

В основной, материковой России слово потеряло силу, как соль. И перестало быть частью силы. Кричи, ори – не слышат; мертвецы – не слышат.

Меня часто спрашивают: «А как же это они тебе разрешают такое говорить?» Отвечаю: говорить вообще можно все. Если к разговору не прилагается, как минимум, миллиард долларов. А у кого нет миллиарда, те, как сказал один из идеологов правящей российской Системы девелопер Полонский, могут идти в одно мягкое место.

Чтобы слово снова начало расти и приобрело хоть какую-то силу, его надо сначала запретить. Хотя бы – с помощью главного санитарного врача Геннадия Онищенко. Который мог бы найти в определенных словах очертания свиного гриппа и сенной лихорадки.

Нет, не совсем запретить. Скорее, ограничить оборот. Чтобы те или иные слова использовали только люди со специальными разрешениями. Лицензиями на убийство.

В первую очередь – надо ограничить свободный оборот слов, уже доведенных почти до полной потери истинного значения. К числу таких слов относятся, безусловно, «модернизация» и «развитие».

О модернизации сегодня говорят очень много. И далеко не всякий может объяснить, что конкретно он имеет в виду.

Зато я возьмусь объяснить, что понимает под модернизацией российская правящая элита.

Для современных российских правителей модернизация – это система финансово-технологических мероприятий, позволяющая решить две задачи:

– качественно сократить потребление нефти и газа внутри России;

– ответить на исторический вопрос, каким образом все-таки можно унести деньги в могилу.

Рассмотрим обе задачи чуть-чуть подробнее.

Самое выгодное, что умеет делать российская правящая элита – поставлять на экспорт отечественные нефть и газ. Аналогичные поставки российским предприятиям и особенно гражданам – далеко не так рентабельны. Можно, конечно, повышать внутренние тарифы, но только до определенного предела. Из-за ограниченной платежеспособности большинства предприятий, но особенно – граждан.

Тем временем резервы роста добычи нефти и газа – исчерпаны. Потому что за постсоветское время инвестиции в разведку и разработку новых месторождений были критически недостаточными. Главное было – гнать на экспорт. А там – хоть трава не расти.

Что же делать в такой ситуации?

Во-первых, резко сокращать потребление всей и всяческой энергии внутри страны. Отсюда, например, и берется идея о тотальном запрете «лампочек Ильича» и переходе на энергосберегающие лампочки китайского производства (своего такого производства у нас нет и не предвидится).

Во-вторых, переводить самое Россию с нефти и газа на другие виды топлива. Например, на уголь. Эта идея пришла в голову нашим правителям еще несколько лет назад. Собственно, и приснопамятное «Мечел-шоу» годичной давности, когда Путин обещал прислать к угольщикам доктора, было прелюдией к собиранию нескольких больших угольных компаний в единый холдинг, который правильно бы обеспечивал страну теплом и светом. Кризис помешал довести это дело до логического оздоровительного конца.

Но, какой бы там ни был кризис, жизненную философию нашей элиты никто не отменял. Потому первым важнейшим проектом в рамках так называемой «модернизации» станет энергосбережение.