Любовь последняя... - [17]

— Кир — это персидский царь, такой же кровожадный захватчик, — охотно пояснил за товарища черноволосый. — Кир этот тоже был любителем чужих земель на востоке… Но скифские племена, наконец, доказали ему, что он — зарясь на Хорезм и Бухару — забрался слишком далеко от Персии… Его отрубленную голову они погрузили в бурдюк, доверху наполненный вражьей кровью. «Ты хотел крови, — приговаривали они. — Пей!!»

Очень хотелось присесть и дослушать, но, представляя нетерпеливое ожидание солдата, Бурлаков быстро пошел низом вдоль противотанкового рва.

Он не сделал и сотни шагов, как за его спиной кто-то протяжно выкрикнул:

— Во-оздух!

— Воздух! Воздух! Ло-жись!! — точно многоголосое эхо, отрывисто пронеслось уже по всей линии рубежа.

В долю секунды он увидел, как сыплются в ров, точно вытряхнутые из мешка, сидевшие на бровке рабочие, студенты, солдаты. И это, вместе с повторными криками, дошло до сознания. Сначала он подумал, что просто дурачится кто-то из студентов. «Какая ж тут угроза налета?»

Но в следующие секунды уже различил в поднявшемся шуме зловещее урчание самолета. Вдруг страшно захотелось его увидеть, и Андрейка на миг задрал к небу лицо.

— Да ложись… тебе говорят! — с силой дернули его сзади за рукав и, матерясь, грубо столкнули, почтя швырнули в противотанковый ров.

Потирая ушибленное колено, он и со дна котлована, чуть-чуть приподнявшись, глянул на небо. И, не успев испугаться, замер. В окно между высокими облаками будто вынырнул из посветлевшей небесной глуби темный силуэт пикировщика. С нарастающим ревом он круто развернулся над опушкой леса, а при выходе из виража от корпуса легко отделились и пошли вниз, одна за другой, две посверкивающие черные капли.

Торопливо ткнулся Андрейка лицом в холодную глину, зажмурил глаза. Но, опережая его, гулко вздрогнула земля, больно стряхнув с бровки комки мерзлой глины; и даже сквозь сомкнутые веки он дважды ощутил заревную вспышку.

«Как? Уже! — сжался он от этой чудовищной внезапности. — Ну хоть сбросил, кажется, над лесом!.. Если не развернется снова…»

Вдоль котлована словно дунул гигант ветром и мусором. Взрывная волна, сотрясая воздух, опять посыпала спину комочками земли и мелкими камешками с бровки. Но заложенные взрывом уши теперь жадно ловили затухающее осиное завывание уходившего самолета — круто взмывшего за облака.

Со стороны леса уже явственно неслись крики и приглушенные стоны раненых, отчетливые и громкие призывы на помощь. Это сразу встряхнуло Бурлакова. Не раздумывая, он вскочил, привычно выбрался по сделанным в эскарпе лункам наверх и, что есть духу, помчался к лесной опушке, готовясь в душе к первому испытанию. Успел тревожно вспомнить недавние слова Депутатова, что на войне самое тяжкое, особенно с непривычки, видеть тяжело раненных.

На знакомом «студенческом» бугре не было ни уютно потрескивающего костра, ни сидящей кружком молодежи. На том месте, где висел на рогульках дымящийся закоптелый котелок — глубокая воронка. Вокруг нее, на разных расстояниях и в разных позах, неудобных и страшных, наполовину заваленные землей, трупы студентов.

Что-то подсказало Бурлакову — должна быть и вторая воронка. Он торопливо огляделся и увидел ее ниже и правее, недалеко от места, где студенты перебирали кукурузные початки и спорили о персидском царе Кире. Боковым зрением увидел на миг, как знакомый ему кудрявый крепыш вдруг поднялся с земли и, прижав к груди окровавленные остатки рук, быстро-быстро бочком пошел в сторону, точно силясь поскорее отбежать. Походка шаткая, неестественная. Так ходят лунатики. Через несколько шагов студент по-пьяному качнулся и снова рухнул на землю.

Дальше Бурлаков помнил все смутно и отрывочно, как бы отдельными кусками. Кто-то из женщин навзрыд плакал. Кто-то из раненых громко стонал и кричал. И чей-то простуженный бас, перекрывая всех, надрывно требовал лопаты и носилки. Гулко топая кирзовыми сапогами по зачугунело утрамбованной земле пробежали запыхавшиеся, пожилые санитары. Невесомо промчалась молоденькая и худенькая девушка — санинструктор. До этого он хоть и видел ее много раз, но она всегда держалась строго, особняком. Солдаты тоже с ней почти не заговаривали — быть может, в душе суеверно надеясь избежать с ней знакомства и в дни боев.

Не сразу узнал Андрейка в истекающем кровью раненом Ватагина, Поспешно завернул полы опаленного макинтоша, не в силах смотреть — обе ноги были оторваны выше колен.

Но Ватагин, видимо, узнал его.

— Запиши, — внятно сказал он и замолчал. Андрейка видел, как все обильнее проступал и поблескивал пот на его бледном высоком лбу и уже боялся, что больше ничего не услышит. Но Ватагин собрался с силами и опять внятно сказал: — Матери пока не надо… А ей сообщи немедленно… Запиши: Школьный переулок, дом 7, квартира 17…

— А город, город? — лихорадочно шаря по карманам карандашный огрызок, хрипло закричал Андрейка.

— Да ты, парень, что? — с неожиданной властностью и энергией оттолкнула Бурлакова от раненого худенькая девушка-санинструктор. — Не видишь, он в шоковом состоянии? Нельзя ему никаких разговоров, не то и перевязать не успею…