Любовь поры кровавых дождей - [85]

Я огляделся. На стене возле постели висел свеженький китель с полковничьими погонами. Погоны ввели в армию недавно, и я внимательно рассматривал их. На правой стороне кителя сверкал орден Александра Невского, пожалуй самый крупный и красивый военный орден.

Дверь открылась, и вошла сержант Сенина.

— Товарищ полковник, вы звали?

— Узнала? — спросил полковник, указав на меня.

— Конечно же… — быстро ответила Сенина. Она гостеприимно улыбнулась мне своими блестящими глазами.

Странно, эта крупная, широкобедрая женщина показалась мне гораздо привлекательнее, нежели раньше.

— Ну что ж, принимай гостя!

— Сию минуту, сию минуту! — засуетилась Сенина и выбежала из комнаты.

— Я, дорогой мой майор, ворчун, но душа у меня добрая. И не злопамятен я… Не будь я таким, принял бы тебя иначе… Не обижайся, я это говорю просто так, по-дружески…

Я только кивнул головой, вспомнив поговорку: «Когда сидишь в лодке, не спорь с лодочником».

— Так вот, должен признаться, уж очень нескладно получилось у вас это. Чуть было батарею не сгубили. А все из-за вашего упрямства… Я ведь отлично знаю вас, ох как знаю, — погрозил он мне пальцем, — когда видишь, что ладонью неба не прикрыть… — Полковник не докончил фразы, широко развел руками и пожал плечами.

— Вот я вовремя отступил и целехонькими вывел три батареи! Теперь все они боеспособны. Правда, людей помяло, но пополнение уже прибыло, и снова у нас три батареи. На твоей же стороне было всего две батареи, а теперь ни одной!..

Я не утерпел:

— Если бы мы тоже бежали, как вы…

— Извините, дорогой мой майор, мы не бежали! Нет! Мы отступили на заблаговременно подготовленные запасные позиции! Как раз все дело в том, чтоб знать, когда отступать, а когда идти в наступление!

Правда, полковник стал моим начальником, но я предпочел говорить с ним так же свободно, как разговаривал прежде. Смена тона могла быть истолкована им как заискивание и подобострастие с моей стороны.

— Вам, кажется, первое удается больше!..

Полковник обладал великолепным даром: то, что ему не хотелось или было невыгодно слышать, он пропускал мимо ушей. Вот и сейчас он «не услышал» меня.

— Некоторых достойных ребят из трех батарей я представил к награде, вот и меня не обошли, — он показал на китель.

Дверь шумно распахнулась, и в комнату вошла Сенина с большим расписным подносом. Она ловко и споро накрыла на стол и снова исчезла.

«Да, проворная женщина», — подумал я.

Словно угадав мои мысли, полковник проговорил:

— В моем возрасте, майор, жить без женщины очень трудно… Вот доживешь до моих лет, сам убедишься… Ну что ж, — поднял он стакан, — за нашу победу! — чокнулся со мной и залпом проглотил водку.

Я с аппетитом ел холодные маринованные грибы.

«Видно, он знает толк в жизни, — думал я, — вряд ли все это у него получается случайно… Хорошая женщина, хорошие грибы…»

Я почему-то улыбнулся.

Представьте себе, полковник и на сей раз угадал мои мысли. Интуиция, чутье — тоже своего рода талант.

— Думаете, наверное, что я люблю комфорт, не так ли? Дорогой мой майор, я люблю во всем лишь организованность, порядок, субординацию. Эти три вещи — основа жизни. От человека, который сам не умеет жить, и другим пользы мало. А человеку нужна выгода… Возможно, не всем и не всегда, но человечеству вообще… это необходимо!..

Он снова наполнил мне стакан, себе налил до половины, извинившись, что ему больше пить нельзя — возможно, его сегодня вызовут к генералу.

— Знаете, Евжирюхин обижен на вас, — доверительным тоном сказал вдруг мне полковник.

— Почему? — искренне удивился я.

— Ну скажи, зачем тебе надо было мотаться по передовым позициям?! — снова перешел он на «ты». — Раз тебе поручили штаб армии, тебе и следовало находиться при штабе. А тебя подхлестнула молодость, вот ты и рад стараться! И что же получилось? Там, где ты был нужен, тебя не оказалось. — Яхонтов незаметно перешел на тот домашне-фамильярный тон, который мне претил и раньше. К тому же эта лживая версия Евжирюхина… ведь было совершенно ясно, что Яхонтов повторяет его слова. — Из-за тебя Крюков поднял целую бучу, хорошо еще… Нет, это, конечно, нехорошо, — поправился он. — Ну, одним словом, не погибни Крюков, Евжирюхину здорово бы досталось…

Дверь снова широко распахнулась, и Сенина на том же расписном подносе внесла стаканы и чайник.

— Пейте, пока горячий, — сказала она своим низким, грудным голосом.

Я не спорил с Яхонтовым. К чему было теперь доказывать, что на передовую меня увлекла не моя «молодость», а приказ Евжирюхина?

— Ты, наверное, слышал, что после той неудавшейся операции в составе командования нашей армии и всего фронта произошли большие изменения. Верховное главнокомандование сделало организационные выводы. — Последние слова он произнес особенно четко. — Нам надо научиться лучше и воевать, и руководить… Иначе мы не победим!

Полковник встал. Встал и я.

— А теперь приступим к делу, — сказал он и незаметно подтянулся. — Я тебя хорошо знаю, но пока не видел твоего личного дела. А личное дело офицера — его зеркало, хорошее дело — значит, хороший офицер, отличное дело — отличный офицер.

С этими словами он подошел к столу, просмотрел мои документы.