Любовь поры кровавых дождей - [67]

За день до начала операции созвали начальников штабов отдельных артиллерийских частей, дали им последние указания и вручили «совершенно секретные» пакеты, которые следовало распечатать только в два часа ночи.

Я долго беседовал с начальником штаба моего бывшего полка, меня интересовало все: и готовность полка, и настроение солдат, и запас боеприпасов, и состояние орудий, и тысяча других мелочей.

Майор Радчук был чем-то сильно озабочен. В конце беседы он с неохотой признался: все дела запутаны, он сомневается, сможет ли подполковник, не имеющий боевого опыта, командовать полком.

Признание Радчука привело меня в смятение и даже испугало. Майор не скрыл, что все недовольны командиром, не любят его.

Я хорошо знал, что значит недоверие и презрение к человеку, от ума и способностей которого зависит судьба многих, который зовется командиром.

Мне как руководителю штаба была известна трудность задачи, возложенной на полк Яхонтова. По плану наступления, утвержденному Военным советом армии, именно он должен был на рассвете занять исходные позиции, одним из первых войти в прорыв, прокладывая огнем путь стрелковым частям, перешедшим в атаку.

Радчук должен был возвратиться на попутной машине. У него оставалось в запасе около двух часов, и я пригласил его к себе, чтоб он мог хоть немного вздремнуть — майор тоже не спал несколько ночей подряд.

Не знаю, с чего я вдруг вспомнил заведующего складом и поинтересовался у Радчука, сможет ли оперативно перебазироваться старшина со своим складом.

Радчук поморщился и в сердцах сплюнул.

— Бездельник! — коротко отрезал он.

— А склад у него в порядке, — испытующе сказал я.

— Вор он и бездельник! — повторил Радчук.

— Скажи на милость, для чего ему на складе столько ведер с водой?

— Воровской прием.

— Как? — поразился я.

— Очень просто. Раз в три дня он наполняет эти ведра.

— И что же?

— Как что? Ведь от влаги некоторые продукты становятся намного тяжелее…

Я от удивления разинул рот.

Потом мной овладела такая злость, что я едва сдержался. Просто руки чесались вернуться в полк, составить акт, а потом отдать проныру старшину под суд военного трибунала.

— Если ты знал об этом, почему не доложил подполковнику или почему не сообщил мне, наконец? — в сердцах вскричал я.

— Я говорил подполковнику… Дважды предупреждал, что старшина жулик. Но, вместо того чтоб принять какие-то меры, подполковник накинулся на меня, кричал, что мы невзлюбили старшину за то, что он пришел к нам в полк вместе с ним, поэтому и не доверяем. Правда, потом, успокоившись, он обещал проверить, но, видимо, до сих пор проверяет…

— Значит, ты думаешь, что…

— Да, думаю, и все так думают.

— ??

— Подполковник любит поесть, а старшина старается, чтоб у него всего было вдоволь. Думаете, подполковник довольствуется пайком! Зачем тогда он назначил заведующим именно старшину? Здоровый детина, быка повалит, а работает на складе…

Вспомнил я и пышущую здоровьем гостью подполковника и разозлился еще больше.

Ничто не претит мне так, как ложь!

Стоит мне узнать, что кто-то обманул меня, пусть даже в чем-то малом, пусть даже без всякого умысла, ложь остается ложью, я начинаю ненавидеть этого человека и презирать его.

Я был одержим одним желанием: воздать по заслугам жулику. Ах, вместе с его начальником окунуть бы головой в то самое ведро, которое они использовали для своих черных дел! Жаль, что нет у меня для этого времени, пройдет еще несколько часов, посветлеет небо, а на рассвете ждет нас бой…

Вечером нас собрал генерал, начальник штаба армии.

Когда все были в сборе, я понял, что на сей раз у нас не совсем обычное совещание. Присутствовали самые высшие армейские офицеры.

Ждали больше двух часов, многие нервничали, считая, что нельзя накануне боя оставлять армию без командиров, вдруг об этом станет известно врагу.

Следует отметить, что тогда шел лишь второй год войны, мы были еще недостаточно опытны и осведомлены друг о друге. Многие из собравшихся впервые знакомились.

Приглядевшись, поняли, что созваны командиры корпусов, дивизий, бригад и командиры отдельных частей всех видов войск: стрелковых, артиллерийских, бронетанковых, авиационных, инженерных, а также интендантских служб, крупных штабов и командиры соединений и частей, оперативно подчиненных нашей армии.

Из штаба артиллерии армии на совещании присутствовали Евжирюхин, трое его заместителей и я.

Среди собравшихся не было ни одного офицера ниже подполковника, и только я один — майор, словно плебей, попавший в среду римских патрициев. Я привык находиться среди солдат, запах солдатского пота и махорки, смешанный со специфическим запахом кожи, непередаваемый словами какой-то особый мужской дух я предпочитал благоуханию дешевого одеколона, которым обильно были надушены многие штабники с белыми подворотничками. Но если уж суждено оказаться на подобном совещании командиров, нужно ко всему внимательно приглядываться.

В огромном срубе Военного совета, с застекленными окнами, крепкими дверьми, светлым чистым полом, собралось около ста пятидесяти человек.

Наконец в помещение вошли члены Военного совета, и совещание началось.

Командующий армией, два члена Военного совета, заместитель командующего и начальник штаба армии были одеты совершенно одинаково. Они одинаково приветствовали нас, одновременно сели и положили перед собой одинаковые кожаные папки.