Любовь по-санкюлотски - [17]
Глава 4
Теруань де Мерикур — Мессалина[45] Революции
В некоторые моменты ее истерия имела гражданскую направленность.
Ш. Непьян
Пока Учредительное собрание продолжало свою работу, а аристократия, последовав примеру графа д’Артуа, начала перебираться за границу, гнев народный, ловко используемый и умело направляемый, вырос до устрашающих размеров. Стали слышаться требования казнить королевскую семью, перевешать на фонарях всех дворян и снести головы церковникам…
Франция была охвачена неуемной жаждой убийства. Кто-то из депутатов даже воскликнул однажды:
— Я считаю настоящими патриотами только тех, кто, как и я, в состоянии выпить стакан крови врага!
Это был поистине неожиданный критерий оценки патриотических чувств…
Следует сказать, что среди простых негодующих людей в толпе постоянно сновали крайне подозрительные лица, прибывавшие из провинции или из-за границы в надежде поживиться награбленным[46]. Среди них особенно много было крайне опущенных женщин.
Именно женщины были главными виновницами всех тех жестокостей, которые были совершены во времена Французской революции. Без их участия тот переворот, встряхнувший всю страну, не был бы столь кровавым. Без их участия не было бы Террора. Без них, возможно, не был бы отправлен на гильотину Людовик XVI…
Вот, кстати, какого мнения об их роли в Революции был один из членов Конвента Филипп Дрюль:
«Когда меч правосудия отсекает голову приговоренного к смерти, радоваться этому может только аморальное и злое существо.
К чести моего пола, следует сказать, что если такое кровожадное чувство в ком-то и было отмечено, то только в женщинах; в большинстве своем они более мужчин жаждут этих кровавых зрелищ; без содроганий они наблюдают за действием этого современного орудия смерти, одно только описание которого вызвало у депутатов Учредительного собрания крик ужаса и Собрание даже не пожелало дослушать это до конца. Но это было собрание мужчин, а женщины в сотни раз более жестоки».
И далее он добавляет:
«Было замечено, что во всех народных волнениях именно женщины выделяются самыми страшными требованиями либо потому что мщение, эта характерная черта слабых душ, более мила их сердцам, либо потому, что они считают, что могут безнаказанно чинить зло, и поэтому с радостью пользуются случаем покончить с этой слабостью и наконец-то почувствовать, что от них зависит чья-либо судьба. Кроме того, следует понимать, что это ни в коей мере не относится к тем женщинам, в которых, благодаря воспитанию и природной мудрости, сохранился кроткий нрав, являющийся их самым прекрасным достоянием. Я говорю лишь о тех женщинах, которые никогда не знали добродетели, присущей их полу, и которых можно найти лишь в больших городах, являющихся зловонной ямой всех пороков»[47].
Филипп Дрюль был прав. Женщины, которые визжали, требуя расправы, украшали чепцы и колпаки кокардами, стегали кнутами верующих, волокли за собой пушки или же горланили непристойные песни, конечно же, не были дамами из приличного общества.
Большинство из них, как мы уже знаем, были проститутками из Пале-Рояля.
Эти гарпии, которым суждено было однажды стать теми известными «вязальщицами»[48], были лишены работы известным королевским указом о проституции. А посему они искали средства к существованию в политике, поскольку профессия прокормить их больше не могла.
Некоторым из них было поручено раздавать деньги французским гвардейцам для того, чтобы те присоединялись к народу. Другие, более привлекательные на вид, платили натурой… По всему Парижу бывшие проститутки с пистолетами за поясом бесплатно отдавались солдатам за народное дело.
Июньским вечером близ селения Руль группа таких пламенных патриоток повстречалась с отрядом кавалерии.
— Остановитесь! — воскликнула самая горластая из женщин. — Кричите: «Смерть королю!»
Всадники, не принадлежавшие к сторонникам Революции, попытались продолжить движение. Тогда женщины окружили их и, задрав юбки, «выставили напоказ самые потаенные свои достоинства».
Всадники попридержали коней.
— Граждане, все это вы получите бесплатно, если прокричите с нами «Смерть королю!»
На сей раз кавалеристы остановились и принялись внимательно разглядывать то, что им демонстрировали.
Некая семнадцатилетняя блондинка, видя их нерешительность, исполнила на обочине такой бесстыдный танец, который мог зажечь не только всадников, но даже их жеребцов…
«Она обнажила свои груди, — писал один автор мемуаров, — и держала их на ладонях, одновременно виляя задом из стороны в сторону, словно утка гузкой. И тогда несколько потаскух приблизились к ней и задрали ей юбки, открыв взору кавалеристов, у которых уже закипала кровь, самое прекрасное в мире тело»[49].
— Если вы желаете отведать это, — сказали женщины, — кричите: «Смерть королю!»
Мужчины в военной форме перевели взгляд на своего командира, который с вылезшими из орбит глазами ломал голову над вопросом, были ли у него лично серьезные основания оставаться роялистом. Зрелище, открывшееся его взору, конечно, мешало ему найти достаточные для этого основания. Но ради приличия он решил немного повременить. Тогда юная потаскуха «сделала рукой непотребные жесты»… Действие они произвели мгновенное: лицо командира отряда кавалерии стало фиолетовым. Пересохшим от огромного желания голосом он сдавленно выкрикнул:
