Любовь по расчёту - [19]

В парикмахерской работали и пожилые женщины с усталыми глазами, и совсем молодые девчонки. Когда Лопатин ввалился в зал, они дружно пили чай, но приходу клиента очень обрадовались. Правда, когда он им продемонстрировал желаемую стрижку, парикмахерши слегка погрустнели. Правда, одна, совсем молоденькая вызвалась такую стрижку Лопатину учинить. Однако парикмахерша, чем-то похожая на Лёшину маму, остановила самоуверенную девушку.

– Ну-ка, погодь, не кипешись, дело непростое, – она встала из-за стола, подошла к Лопатину и провела рукой по его волосам. В точности, как это делала мама. Лопатин аж зажмурился.

– Садись, пацан, – женщина указала Лопатину на кресло перед зеркалом. Лопатин сел, а она стала внимательно изучать его голову, изредка поглядывая на фото из кулинарного журнала. – Ну, с богом! – Перекрестившись, женщина взялась за ножницы. И безо всякого мытья и умасливания стала быстро щелкать ими вокруг головы Лопатина. Лопатин напрягся. Потом пришел черед машинки для стрижки, и Лопатин напрягся еще больше. В результате, после случившегося под конец процедуры мытья и сушки феном, Лопатин увидел в зеркале точно такой же результат, какой он видел после посещения манерного французского салона. В довершение всего ему назвали просто смехотворную сумму, и счастливый Лопатин оставил еще половину этой суммы на чай. Он был готов расцеловать парикмахершу.

Часть проблемы была решена, а потом еще позвонила Соня и сказала, что подъедет к филармонии сама. То есть, и на такси от Сониного дома ему тратиться не придется. А сам он до Филармонии может и на метро добраться. Развлекаться с парковкой автомобиля в центре города он не решился. И, как оказалось, правильно сделал.

Майбах Семена Семеновича Шнейдера, на котором шофер привез Соню, включив аварийку, остановился у главного входа в Филармонию чуть ли не четвертым рядом. Концерт итальянской музыки явно пользовался у горожан успехом. Зал был переполнен, и Лопатин порадовался, что не сэкономил, а купил самые дорогие билеты в первых рядах. Конечно, на концерт он отправился не в смокинге, которого у него не было, но добротный синий костюм в тонкую полоску, сшитый матерью к школьному выпускному сына на заказ у новороссийского портного со звучной фамилией Папандопуло, сидел на Алексее, как влитой. Ткань на костюме была не простой. Чистая английская шерсть. Её Папандопуло получал из Греции от родственников. Не зря говорится, что в Греции всё есть. И английская чистая шерсть, и шёлковые итальянские галстуки. Недаром Соня, оглядев Лопатина, одобрительно щёлкнула языком. Да и другие посетители Филармонии задерживали свои взгляды на такой эффектной парочке. Сама Соня принарядилась в чёрное платье с замысловатым вырезом на спине. Платье выгодно подчеркивало Сонину пышную грудь, белая окантовка по краю выреза оттеняла Сонин американский загар. Волосы Соня собрала в высокую причёску, что позволяло всем желающим рассмотреть невероятно красивое колье у Сони на шее. Картину довершали высокие белоснежные сапоги на шпильке. Лопатин исподтишка разглядывал Соню и испытывал невероятную гордость. Соня в этот момент казалась ему самой красивой девушкой на планете. Никакая Ева с яблоком не сравнится. Нет, конечно, если Еву так же приодеть….

Концерт Соне понравился. Даже очень.

– Ну, Лопатин, – сказала она, когда они, наконец, выкатились из толчеи гардероба на улицу, – никогда бы не подумала, что в Филармонии может быть так интересно.

– Ты раньше никогда не бывала в Филармонии? – удивился Лопатин.

– Разумеется, бывала! – фыркнула Соня. – Меня бабушка в детстве туда таскала. Ску-ко-та! Пойдем, быстрее, пока у меня ноги в этих сапогах не отвалились, – Соня подхватила Лопатина под руку, от чего он практически сомлел, и потащила в сторону Невского.

– Мы куда? – поинтересовался Лопатин.

– Тут недалеко, увидишь.

Соня притащила его в один из модных ночных клубов, в которые они с Валеркой не ходили, и которые регулярно посещали их однокурсники. Лопатину не нравилось в этих клубах. Ему казалось, что обстановка там откровенно нездоровая. Его тошнило от табачного дыма и музыки, которую он считал дебильной. Кроме того в темных углах таких заведений, на взгляд Лопатина, творилось и вовсе всякое непотребство. Того и гляди, какой-нибудь вампир выскочит на тебя из темноты и высосет всю кровь. Лопатина раздражали явно обдолбанные девицы и парни с лихорадочным румянцем и блестящими стеклянными глазами. Однако Соня в таком заведении чувствовала себя, как рыба в воде. Она заказала им с Лопатиным какие-то подозрительные коктейли и кинулась на танцпол. Надо сказать, что смотрелась она там просто зашибись, и Лопатину пришлось последовать за ней, чтобы отшить толпу молодчиков, кинувшихся к Соне, как пчёлы на мёд. Потом они пили эти мерзкие, на взгляд Лопатина, коктейли, потом опять скакали по танцполу, потом опять пили, потом танцевали, короче, жгли по полной. Музыка уже не казалась Лопатину дебильной, а коктейли мерзкими. В голове шумело, а Соня становилась всё краше и краше. Однако, когда она предложила Лопатину затянуться подозрительной цигаркой, он спохватился и слегка пришел в себя. Схватив Соню в охапку, он потащил её в гардероб, где с трудом надел на нее шубу. Соня хихикала и не попадала руками в рукава. Наконец, он вывел её на улицу. Соня глотнула свежего воздуха, и взгляд её прояснился.