Любовь по наследству - [13]

Ведущий объявляет последний танец и сообщает, что праздник подходит к концу. Гости группками направляются к выходу, некоторые косятся в нашу сторону, но я твержу себе, что не стоит придавать этому большого значения.

— Потанцуем? — тихо и с нотками грусти спрашивает Кеннет.

Я смотрю туда, где возле сцены вяло двигаются две последние пары. Со столиков уже убирают цветочные украшения, бармен протирает стойку и уходит. Все в мире рано или поздно заканчивается. Праздники, встречи, приятные неожиданности…

На душе делается еще печальнее, и меня охватывает желание сейчас же исчезнуть отсюда и постараться ни о чем не думать. Хотя бы до утра. Медленно качаю головой.

— Нет, я, пожалуй, пойду.

Кеннет берет меня за руку.

— Не спешите.

— По-моему, я и так слишком задержалась.

Кеннет обводит почти пустой зал задумчивым взглядом.

— Свадьба в прошлом. А я и не заметил. — Он смотрит на меня с мольбой. — Может, все же потанцуем?

Сознаю, что если еще раз почувствую на своей талии тепло его столь мужественно крупных и вместе с тем настолько ласковых рук, то совсем пропаду. Надо проститься с ним, говорит голос разума. Проститься и как можно скорее уйти. Пока не дошло до беды… Снова качаю головой.

— Нет, уже поздно.

Кеннет крепче сжимает мою руку.

— Тогда позвольте… я провожу вас?

Усмехаюсь, стараясь заглушить приступ радости. Стыдно сознаваться, но в самой глубине души я тайно надеялась, что он изъявит желание подняться вместе со мной наверх.

— Проводите до номера?

Кеннет кивает.

— По-вашему, в лифте или в коридоре на меня могут напасть бандиты?

— В жизни чего только не случается, — с улыбкой отвечает Кеннет.

— Тут всюду камеры, — говорю я. — За гостиницей непрерывно наблюдает охрана, разве не так?

— Не знаю, не знаю, — бормочет Кеннет, качая головой. — Охранник обычный человек. Может бросить свой пост, чтобы перекусить или там помочиться.

Я приоткрываю рот, намереваясь возразить, но Кеннет не дает мне такой возможности.

— К тому же, — торопливо и более громко добавляет он, — я должен убедиться, что ваше кольцо действительно в номере, не то не смогу уснуть. Перед глазами будут крутиться страшные картины.

— Какие еще картины?

— О том, как строгий муж устроит вам допрос с пристрастием.

Смеюсь.

— Джонатан не коп.

— Вы сказали: он меня убьет, — напоминает Кеннет.

— Я выразилась образно, — сопротивляюсь я, хоть в голове уже мелькают безумные фантазии, в которых Джонатану совсем нет места.

— Но при этом страшно побледнели, — не теряясь, заявляет Кеннет. — Я прекрасно помню эту минуту. Не спорьте. Он берет меня за руку и ведет прочь из зала. Понимаете, раз я взял на себя роль хозяина и целый вечер не отходил от австралийской гостьи ни на шаг, то во всем несу за нее ответственность.

Как странно: теперь, когда я почти решилась на недопустимое, моя совесть умолкла, а мысли о Джонатане отодвинулись куда-то на самые окраины сознания. Мой муж в Сиднее, на другом континенте, живет привычной, расписанной по минутам жизнью и о том, что, скорее всего, вот-вот случится, никогда не узнает… От того, сколь недостойно и подло я рассуждаю, у меня слегка краснеют щеки, но я продолжаю путь к лифтам бок о бок с Кеннетом и чувствую себя так, будто иного финала для нашего вечера было невозможно придумать.

Кеннет жмет на кнопку вызова. Полминуты спустя звенит звонок, раскрываются дверцы и из кабины выходит подружка невесты, та самая, которая, хоть и не притронулась к букету, упала вместе с более удачливой соперницей. Выражение ее лица такое, будто она каталась на лифте, умышленно поджидая нас.

— Кеннет! — Девица осуждающе смотрит на наши сцепленные руки и переводит взгляд на лицо Кеннета, а меня будто не видит. — Послушай, я должна передать Анабелл одну вещь, но нам никак не встретиться…

Она снимает с плеча крохотную сумочку на длинной ручке из такой же, как платье, розовой материи, раскрывает ее и начинает сосредоточенно в ней рыться. Можно подумать, в этом кошелечке странным образом умещается несколько дюжин жизненно необходимых вещиц. Мы терпеливо ждем. Лифт закрывается и уезжает.

Я легонько тяну на себя руку, но Кеннет крепче ее сжимает и не отпускает. Он ведет себя так, будто Анабелл его сестра, а я законная супруга и нет причин конфузиться. Подружка невесты огорченно вздыхает и качает головой, продолжая ворошить содержимое сумочки.

— По-моему, я ее не взяла… Или потеряла? — приговаривает она себе под нос. — Да нет, скорее всего оставила дома… Черт! Анабелл разворчится.

— Что ты там ищешь? — спрашивает Кеннет с нотками нетерпения.

— Да эту… как ее… — бормочет девица. — Заколку. Она давала мне ее на один вечер месяц назад.

По ее тону и по тому, как она избегает встречи с Кеннетом взглядом, я понимаю, что никакой заколки в сумочке нет и не могло быть.

Кеннет ухмыляется.

— Заколка. Подумаешь! Надеюсь, Анабелл без нее не умрет. Безделушек у нее пруд пруди.

— Тебе легко говорить! — восклицает девица, вскидывая голову и кивая на почти черные коротко остриженные волосы собеседника. — Потому что ты понятия не имеешь, для чего нужны заколки.

По-моему, она переигрывает. Устроила трагедию из-за такой мелочи. Неужели не могла придумать предлог посерьезнее? Сказала бы: я должна отдать Анабелл флэшку с материалом для реферата, который надо сдать уже в понедельник. Ну или что-нибудь подобное. Впрочем, мне ли ее осуждать? Если поставить себя на ее место, ее гнев понятен, а попытка помочь подруге даже заслуживает уважения. Мне снова делается стыдно и опять краснеют щеки, но я начинаю обмахивать лицо ладонью с самым невозмутимым видом, будто, хоть и старательно работают кондиционеры, мне всего лишь жарко.