Любовь Орлова - [27]

Но Шумяцкий был профессионалом своего дела, а за этот фильм болел особенно, ведь тот был в какой-то степени и его детищем. Поэтому он решил показать его человеку с чувством юмора и таким авторитетом, против которого были бы бессильны любые критики. Такой человек в творческих кругах был только один – великий пролетарский писатель, которому редко решались возражать даже в Кремле, живая легенда, Алексей Максимович Горький.

Так что в один прекрасный летний день 1934 года заместитель Шумяцкого Николай Чужин и заведующий художественно-производственным отделом Константин Юков приехали на дачу Горького «Десятые Горки», где тот готовился к Первому съезду Союза писателей.

«В четверть десятого Алексей Максимович закончил совещание с представителями оргкомитета, попил чаю и попросил нас скорее начать просмотр, – написал потом в отчете Константин Юков. – Настроение у Алексея Максимовича было бодрое». В зале, помимо членов оргкомитета, секретаря Горького П. Крючкова и зав. агитпропом А. Стецкого, собрался весь обслуживающий персонал: дворники, уборщицы, повара, официантки, горничные, спальник, охранники. Проекционный аппарат в зале стоял один, поэтому картину показывали по частям, с небольшим перерывом после каждых десяти минут.

«Алексей Максимович внимательно прислушивался к замечаниям и репликам, какие отпускали собравшиеся, – писал Юков. – Однако своего мнения не высказывал. Только после сцены драки с восторгом отозвался:

– Ну и дерутся! Замечательно дерутся, по-настоящему, без подделки!..

После просмотра Стецкий обратился к присутствующим с вопросом:

– Ну как?

Ответ зрителей был единодушным:

– Весело.

Тогда высказал свои замечания Алексей Максимович:

– Талантливая, очень талантливая картина. Сделана смело, смотрится весело и с величайшим интересом. До чего талантливы люди! До чего хорошо играет эта девушка, а также животные! И как они, эти кинематографисты, ухитрились добиться такой прекрасной игры животных!»

Правда, потом все-таки развернулся небольшой спор, в котором противники Шумяцкого и Александрова попытались убедить Горького, что хоть картина и смешная, но слишком не советская.

Стецкий: Выступление Потехина в мюзик-холле неестественно. Его надо сократить.

Горький: Зачем сокращать?! Ведь все здесь весело, смешно. Не вижу необходимости сокращать.

Кирпотин: Это не наш стиль. Это настоящий американизм.

Горький: Да, американизм, но наш, советский. Американцы никогда не осмелятся сделать так, я бы сказал, хулигански ряд эпизодов, какие есть в этой фильме. Здесь я вижу настоящую русскую смелость с большим размахом. Возьмите замечательный эпизод с катафалком. Это одна из впечатляющих сцен этой фильмы. Американцы никогда не посмели бы так снять катафалк, это обязательное орудие торжественных похорон. Они пытаются утвердить уважение ко всякого рода культам, связанным с кладбищем. А тут наш русский режиссер взял катафалк и так показал его, что и смешно, и динамично. Это искусство.

Юдин: Картина может оказать вредное влияние, так как вся советская кинематография может пойти по пути оглупления жизни.

Горький: Чепуха! Это первая экспериментальная комедия. Она удалась, и нужно, чтобы советский кинематограф ставил веселые вещи. А то ведь скука, нудьга. Тяжело ведь смотреть «Грозу». Это не значит, что ее не надо ставить, но наряду с ней и другими очень желательно иметь бодрые, веселые, занимательные фильмы. Такие, как «Веселые ребята». И в этом отношении советский кинематограф еще очень мало сделал и должен сделать очень много.

«Еще раз выразив свое удовлетворение от просмотра “Веселых ребят”, Алексей Максимович после неоднократных напоминаний, что уже поздно, сказал:

– Вы меня гоните, ждете, чтобы я ушел? Ну что же, тогда до свидания!

Горячо жал нам руку и благодарил за доставленное удовольствие».

– Ах, какие у нас прекрасные архивы и какие замечательные люди: хватило же им терпения писать подробные отчеты неизвестно для кого! – сказал через несколько лет Утесов, прочитав отчет Юкова. – И обратите внимание, какой Горький чуткий зритель! Ему больше всего понравились самые буффонные эпизоды! И вот вам еще одно доказательство пристальности горьковского взгляда: что-что, а не заметить молодую актрису он не мог…

Говорят, кстати, что именно Горький посоветовал поменять рабочее название картины «Джаз-комедия» и назвать ее «Веселые ребята», чтобы не раздражать лишний раз недругов словом «джаз».

Просмотр на горьковской даче сдвинул дело с мертвой точки – через несколько дней картину решили посмотреть члены Политбюро во главе со Сталиным.

«Смотрели «Веселых ребят» с явным удовольствием, – вспоминал присутствовавший там Александров. – Смеялись, обменивались репликами. По окончании сеанса все, кто был в просмотровом зале, смолкли, ждали, что скажет Сталин.

– Хорошо! Я будто месяц пробыл в отпуске, – сказал он, и все стали возбужденно вспоминать понравившиеся детали кинокомедии».

После этого, конечно, уже никто не посмел чинить препятствия «Веселым ребятам». Более того, фильм срочно отправили на Второй международный кинофестиваль в Венецию в числе большой программы, включавшей «Грозу», «Челюскина», «Пышку», «Петербургскую ночь», «Окраину», «Нового Гулливера» и т. д. Получился, между прочим, своеобразный бенефис Орловой – она снималась в двух картинах, участвовавших в кинофестивале.