Любовь, опять любовь - [94]

Стивен позволил себе улыбку, затем раздраженно дернул рукой, а после этого все-таки рассмеялся.

— Жаль, что мы не влюбились друг в друга. Мы столь, как бы это сказать, сочетаемы, совместимы…

— Это было бы слишком разумно, — согласилась Сара. — Да, вот я еще что вспомнила: своих последующих партнеров я никогда не приглашала в спальню, в постель, которую делила с мужем. Всегда только в запасной комнате. Один из них страшно возмутился: «Мне надоело быть гостем! Ты все еще замужем, так?» И бросил меня.

— Вам повезло в жизни, Сара. Мне сначала казалось, что мне с Элизабет тоже повезет, но…

— Можно сказать, что эти две женщины женаты?

— Да, именно так. Они исключают любого третьего. — Голос Стивена звучал обиженно. Неосторожная оса увязла в майонезной лужице на тарелке. Стивен воспользовался случаем: поддел ее ножом, отошел к окну и вышвырнул осу в сад. Подумав, он вернулся с намерением продолжить тему, и продолжил: — Это касается и детей. — Пауза. — Элизабет никогда не проявляла материнских наклонностей. И не притворялась. Многие притворяются. — Пауза. — Я пытаюсь компенсировать детям отсутствие матери.

— Возможно, Нора больше мать вашим детям, чем Элизабет.

По лицу Стивена было видно, что эта мысль для него не нова.

— Да, и я ей не препятствую. — Он отодвинул тарелку, выбрал из вазы персик, принялся его кромсать. — Верьте или нет, но мне ее даже жалко. Я о Норе. Она дальняя родственница Элизабет. Ее брак оказался неудачным.

Они оставили эту тему. Есть люди, которые, как кажется, просто призывают на свою голову отношение бессердечное, пренебрежительное. Все, что угодно, всегда будет казаться более важным, чем Нора.

— Когда уезжаете, Сара?

— Завтра. Жан-Пьер прибудет на сегодняшнее представление, а затем мы все обсудим в Лондоне.

— Я тоже буду в Лондоне.

— И оставите… Сюзан? Хватит духу?

— Дух тут ни при чем. — Стивен посыпал дольки персика сахаром, взял ложку, отложил ее, отодвинул тарелку. — Я как — то не был готов к тому, что интересы Жюли сведутся к постели. Она похвалила мои качества как жеребца-производителя. Не могу сказать, что не польщен. — Он улыбнулся. — Еще та штучка, наша Сюзан. Все время с кокетливой улыбочкой укоряет меня в женоненавистничестве. Феминистского бреда от нее я тоже наслушался. Но вот глупа она, к сожалению, неимоверно.

Еще одна оса — или та же самая вернулась — утонула в персиковом сиропе, но в этот раз Стивен не бросился на выручку, предоставил ее своей судьбе.

— Сара, моя жизнь ничего ни к чему не добавила. Я ничего не заработал, весь капитал остался от моего деда.

Сара удивленно молчала.

— Я завидую Бенджамину. Он использует деньги.

— Но вы ведь тоже используете…

— Я просто поддерживаю процесс. На это любой способен. — Стивен поднялся. — Я обещал мальчикам прогулку верхом.

— Утром я видела ваши занятия стрельбой.

— Знать бы, к чему их следует готовить. Сейчас в школьной программе всякие нововведения. Компьютеры… Есть и старые предметы. Джеймс уже умеет водить машину, разбирается в картах и компасе. Все трое стреляют. Все трое скачут верхом. От сантехников мои сыновья тоже зависеть не будут. Вот с художественными способностями у них туговато. Не музыкальны. Спорт в школе идет неплохо, это важно.

— А как у них с чтением?

— Неплохой вопрос. У Джеймса в комнате несколько книжек. Нора пока еще читает вслух младшим. Но, кто знает, может, самым полезным практическим навыком окажется стрельба.

Ближе к вечеру автомобиль Генри проскрипел по гравию к крыльцу дома Элизабет. Он выскочил, распахнул дверь перед женой. Из машины появилась миниатюрная женщина, почти полностью скрытая крупным ребенком. Она спустила мальчика с рук, и тот с восторженным воплем бросился к отцу. Миллисент выпрямилась и оказалась миловидной блондинкой с волосами, как у Алисы, достающими до талии. Маленькое лицо ее, решительное, не из робких, улыбалось мужу, кружащему малыша в воздухе. Генри попытался опустить сына наземь, но тот не желал расставаться с отцом. Миссис Генри Бисли осмотрелась взглядом уверенным и, прежде всего, демократическим, не желавшим впечатляться всякими там многовековыми аристократическими предрассудками. С той же философической улыбкой повернулась она в сторону стоявших на ступенях Стивена, Элизабет, Норы и Сары. Она готовилась к выполнению задачи родственников: жен, мужей, — ныряющих в кашу, заваренную их благоверными, и пытающихся сориентироваться в новой для себя среде. Нора сошла с крыльца, чтобы помочь выгрузить и отнести наверх многочисленные сумки и мешки с вещами, игрушками, комиксами, без которых немыслимо существование детей — во всяком случае, в некоторых странах планеты. Они с Миллисент осилили эту задачу вдвоем, в то время как Генри занял руки более приятным грузом.

Приехавшую быстро познакомили с ожидавшими, и Нора повела семью наверх. Через несколько минут она вернулась в маленькую гостиную к чаю, улыбаясь, как всегда и даже еще лучезарней, чем обычно, под впечатлением только что увиденной сцены. Прибыла также Мэри Форд с извинениями от Роя Стрезера, уехавшего в Лондон. Жена его решила после долгих колебаний не уходить к новому любовнику, и Рой надеялся уговорить ее вернуться, вооруженный аргументами и статистическими выкладками, утверждавшими, что пятьдесят восемь процентов вступивших в новый брак жалеют о расторжении старого. За чаем все сочувствовали Рою, в последние дни выглядевшему, по общему мнению, ужасно. Все активно желали ему добра, пока Нора не сообщила, что, по ее мнению, из визита в ресторан ничего не получится, ибо Миллисент считает, что ее сын и без того перегружен впечатлениями.