Любовь, опять любовь - [84]

Она тоже поморгала, и калейдоскопическая масса в глазах сложилась в физиономию Генри, белую скатерть, поблескивающее столовое серебро.

— Голова каруселью, — пожаловался Генри.

Эта иллюстрация конфликта культур заставила Сару засмеяться. Ей захотелось поделиться мыслями по этому поводу, но с кем? Разве что со Стивеном…

— Каруселью… Я в одной комнате, мыслями с вами, вы в другой, думаете обо мне… В этом вы видите путаницу?

Он засмеялся как-то через силу.

— Если бы кто-то сказал мне в юности, — продолжала Сара, — что я… не буду говорить «под старость»… стану спорить с влюбленным в меня молодым человеком… Я ведь имею основания утверждать, что вы в меня влюблены?

— Полагаю, имеете все основания так утверждать. Разве что я не так уж и молод. Скоро обо мне уже можно будет сказать «средних лет». Совсем недавно я заметил, что молоденькие девицы больше не обращают на меня внимания. Признаюсь вам честно, сильно переживал, когда это заметил.

— …Буду спорить с молодым человеком, уговаривая его со мною переспать… да я бы себе глотку взрезала!.. «Мы знаем, кем мы стали, не знаем, кем могли бы стать». И слава богу, что не знаем.

— Шекспир, разумеется.

Сюзан вошла из сада.

— Автобус прибыл. В Стратфорд. — Она выглядела разочарованной. Разумеется, тем, что не нашла Стивена.

Генри поднялся, оперся о стол.

— Серый американец ни разу не видел «Ромео и Джульетты».

— Жаль, что не «Сон в летнюю ночь».

— Тоже не видел.

Сюзан с удивлением вслушивалась в злые голоса, которыми велся этот шутливый диалог, на лице ее появилась робкая улыбка миротворца, не надеющегося на успех своей миссии.

— Сара, едете в Стратфорд?

— Нет.

— Нет, не едет, — обвиняюще провозгласил Генри. — Здесь будет отдыхать и развлекаться.

Повинуясь импульсу, Сара одолжила у Мэри автомобиль и съездила к матери в Котсуолд. Ей пришло в голову, что о своих размышлениях по поводу веревочек, за которые дергают, управляя куклами-людьми, и по поводу кукловодов можно поговорить с матерью. Можно у нее спросить. Почему она не сделала этого раньше? Этот вопрос Сара задала себе, сидя за рулем. Идея поразила ее новизной. И как она раньше не додумалась… А сейчас она спросит: «Почему я такая?» И мать ответит: «Наконец-то я дождалась от тебя этого вопроса!» Но тут же у нее возникли сомнения в столь простом исходе. Отношения ее с матерью можно считать хорошими, ровными. Сара навещала мать три-четыре раза в год, время от времени звонила, узнавала, как дела. Мать не жаловалась, сохраняла бодрость, вела активный и независимый образ жизни. В своей деревеньке она жила столько же, сколько Сара в городской квартире. Бриони и Нелл иногда не без удовольствия навещали бабушку. Не приезжал к ней лишь Хэл, которого она больше всего хотела видеть. Сара с сожалением подумала, что не сможет спросить свою мать: «Почему мой братец, твой сын, такая гнусная гадина?» Мать по-прежнему обожала сына, часто хвасталась знаменитым доктором Милгрином и лишь из вежливости интересовалась работой дочери.

Когда Сара приехала, мать работала в саду. Дочери она обрадовалась. Так же, как Сара в свои шестьдесят пять выглядела пятидесятилетней, матушка ее, Кейт Милгрин, выглядела семидесятилетней бодрячкой в девяносто с лишним. Они уселись пить чай в комнате, где каждый предмет смутно, без конкретики, напоминал Саре о детстве. Мать решила, что Сара приехала проверить, как она держится. Старики часто остерегаются детей, которые могут решить их судьбу. Мать с легкой опаской рассказывала о соседях, о саде, заверяла, что ничего серьезнее легкого ревматизма ее не беспокоит.

Сара сидела с матерью и вспоминала об аккуратной старухе на скамье в Бель-Ривьере, ранним утром. «Я хочу, чтобы она вспомнила то, что происходило шесть десятилетий назад», — подумала Сара.

Она все же попыталась.

— Скажи, что за ребенок я была?

Матери вопрос не понравился. Она нахмурилась, пытаясь вспомнить.

— Хорошей девочкой ты была, доброй… Да, да, конечно, — закивала она.

— А Хэл? — спросила Сара и подумала: «Почему я никогда не думаю об отце? Ведь у меня был отец».

— Хэл много болел.

— Чем?

— Ох, чем он только не болел. Всего не упомню. Одно время даже подозревали туберкулез. Затемнение в легких. Чуть не год в постели пролежал. Так тогда лечили.

— А отец?

Мать озадачилась. Такого вопроса она не ждала, не понравился ей этот вопрос. Еэ голубые глаза, никогда не избегавшие взгляда собеседника, глядели на Сару с упреком. Но она попыталась ответить.

— Отец делал все, что мог, все, что надо.

— Он был хорошим отцом?

— Да, конечно.

Сара поняла, что никуда ее вопросы не приведут. Она, как обычно, на прощание поцеловала мать, как обычно, предложила, если будет трудно, переехать к ней в Лондон, места хватит. И, как обычно, мать отшутилась, что надеется умереть прежде, чем ей понадобится уход. Чтобы смягчить грубую шутку, поблагодарила Сару:

— Ты всегда была доброй девочкой.

«Неужто? — подумала Сара. — Это, что ли, и есть ниточка? Подозрительно звучит».

Вылезая из машины, она увидела Стивена и трех его мальчиков, отходящих от дома. Они несли лопаты, лом, аккумуляторную дрель. Элизабет стояла в огороде с молодым человеком в джинсах и красной футболке, предположительно садовником. Сама она все еще была в костюме для верховой езды: зеленая юбка, оливково-зеленые бриджи, — на голове все тот же красный платок. Щеки цвета спелого томата. Оба держат в руках каталог растений, листают его, что-то увлеченно обсуждают. Элизабет пригласила Сару погулять в саду, к чему та немедленно и приступила. Стивен с мальчишками тем временем отошел к небольшому домику без крыши, который, похоже, подвергался каким-то перестройкам. Стивен подошел к глубокой яме, помел ломом камень, мешавший установке столба. Парни подхватили камень, оттащили его в сторону и, согласно указанию отца, вежливо поприветствовали Сару. Стивен улыбнулся ей поверх голов своих отпрысков, явно обрадованный ее появлением.