Любовь, опять любовь - [104]

— Или, скажем, подъезжает к вашему дому фургон с образцами тканей… Знаете, что в Гонконге или Сингапуре вам за день костюм сошьют? Вы выбираете ткань, даете им образец, и они копируют вещь за двадцать четыре часа.

— Конечно же, вы заработаете на этом состояние.

— Надеюсь. А вот еще проект возрождения старых курортов Лимингтона, Бата и Танбридж Уэллз. Там выстроят новые спортзалы, откроют клубы и настоящие фермы здоровья, добавят процедуры водного закаливания. Осталось лишь найти каких-нибудь шишек королевских кровей для рекламы. Ваше королевское семейство вечно что-то рекламирует.

— Наверное, кроме принцев, еще и деньги нужны? Вы уверены, что можете совместить этот проект с кашмирским озером в Орегоне?

— К сожалению, кашмирское озеро приказало долго жить. На него как раз денег не хватает.

— А на оживление старых британских курортов хватает?

— Их ведь не надо изобретать на голом месте. Они лишь переживают спад. После Рождества рынок оживится, вот увидите.

Такие безответственные речи вели стрелочники денежных магистралей в одна тысяча девятьсот восемьдесят девятом году, накануне нового спада, депрессии, рецессии — как ее там ни назови. Накануне экономического кризиса.

Рассказывал Бенджамин и о семье. Они с женой наперегонки зарабатывали деньги, благополучные дети обоего пола учились в университетах. Бенджамин предъявил фото своего семейства, фото своего дома, фото своего банка — штаб — квартиры ассоциации банкиров Северной Калифорнии и Южного Орегона. Улыбки, улыбки, улыбки… лучатся оптимизмом люди, здания, прилизанные газончики-фонтанчики… Рассказывал и показывал ей, убеждая себя, что жизнь у него успешная, что живет он не зря, с толком, всем на пользу. Однако прошло какое-то время с тех пор, как он видел Сару во славе Бель-Ривьера и Квинзгифта. Какою предстала она перед его взором теперь? Оказалось, что все еще во славе. И жизнь ее здесь, в Лондоне, черт знает на что похожая в данный момент, казалась Бенджамину столь же мудреной, светской, исполненной значимости, как и описываемая во всяких припудренных театральных мемуарах, в книгах о театре, которые он читал с увлечением. Разумеется, ее квартирка не могла поразить размерами собственника обширного особняка, но все же выглядела она впечатляюще: ее заполняли театральные атрибуты, картины, книги, афиши, фотоснимки интересных людей, сцен, ситуаций. Как относился Бенджамин к ее целомудренному образу жизни, к ее воздержанию? Просто домыслил Саре тайного многолетнего поклонника, остающегося в тени, и как-то вскользь заметил, что ему завидует.

О смерти Стивена Бенджамин отозвался с возмущением, крайне неодобрительно. Он не мог понять, как человек, имеющий столь много — во всех отношениях, — может добровольно покинуть мир, от всего отказаться. Сара попробовала упомянуть термин «депрессия», но для Бенджамина это был если не пустой звук, то нечто совершенно иное, что-то в контексте восклицания уставшего за день или потерявшего бумажник с сотней-друтою долларов человека: «Ох, у меня такая депрессия сегодня!». Не скажешь же ему голую правду: «Стивен жил под гнетом глубочайшего отчаяния в течение не одного года». Или, тем более: «Стивен влюбился в давно умершую женщину». Нет, такое сказать Бенджамину у Сары просто язык бы не повернулся. Подобное не говорят столь здоровым, разумным, серьезным людям. Значит ли это, что она не считала Стивена разумным и серьезным? Нет, не значит. Но здоровым она его не считала. Сара обдумала значения слова «серьезный». Кем бы Бенджамин ни был, он, бесспорно, серьезен. Посему юмор не его конек, как и неопределенность, неоднозначность. С этим человеком никогда не достичь той грани, за которой отношения становятся противоположными, добро и зло походя меняются местами. Если ей случалось отпустить в разговоре шуточку, которую Стивен понял бы с полуслова, то с Бенджамином каждый раз приходилось извиняться и объяснять, что это шутка.

Американец основательно обдумал все сказанное Сарой о Стивене, а на следующий день, как будто ничего и не слышал, спросил:

— Почему же все-таки Стивен так ужасно поступил?

Потеряв наконец терпение, она выпалила:

— Сердце у него разбилось, сердце! Есть такая штука внутри. Почему оно разбилось — другой вопрос, это сфера компетенции психиатров. Не все на свете излечимо. А Стивен жил с разбитым сердцем и не смог этого вынести.

Сара буквально слышала, как в голове Бенджамина ворочается мысль, что у серьезного человека не может быть никаких разбитых сердец.

— Извините, Сара, но такое объяснение для меня неприемлемо, — в таком виде эта мысль выплеснулась наружу.

— Это потому, что ваше сердце не разбивалось. — Она понимала, что это замечание Бенджамин ошибочно примет за шутку.

Он шутку эту переваривал довольно долго. Потом последовало:

— Я полагал, что вы и он… Когда я говорил, что завидую, я имел в виду Стивена.

— Нет. Мы с ним были просто друзья. — Сара слышала, что голос ее дрожит. — Поверьте, это все, что между нами было. Дружба.

Все.

Быстрый острый взгляд. Не поверил. Обнял ее, приголубил.

— Бедная Сара, — пробормотал Бенджамин ей в прическу. Поцеловал в щеку.