Любовь, опять любовь - [102]

Нет, ни в коем случае они не должны обнаружить ее здесь. Сара тихонько сползла с лестницы, постояла, строя какие-то планы решительных действий вплоть до вывоза Стивена в Лондон. Пошла обратно, к скамье, на которой его оставила. Завернув за обвитый плющом угол дома, увидела, что на скамье стоит лишь стакан сока. Стивен исчез.

— Стивен! — позвала она негромко.

Быстро пошла по местам, где они прогуливались, к скамейкам, на которых они сидели. Сара надеялась найти его… Вот их импровизированный тир, но столб-мишень отсутствует. Время к вечеру, скоро пять. А там и публика начнет подтягиваться. Может быть, написать записки Элизабет и Норе, оставить девицам на кухне? Что написать? «Дорогая Элизабет, я беспокоюсь о Стивене. Может быть, Вы могли бы…» Или; «Дорогая Нора, прошу вас, не удивляйтесь, что обращаюсь к Вам, а не к Элизабет, но мне кажется, что она…»

Сара вышла из больших ворот, прошла к автобусной остановке, доехала до вокзала. Домой.

Вечером она ему позвонила. Чувствовала себя смешной и неловкой. Чего она прыгает, с какой радости мельтешит? С одной стороны, эти акры, дома, деньги, его жизнь, его жена, его братья, дети, закрытые школы, в которых он… Что она хочет ему предложить вместо всей этой сети взаимозапутанных отношений, ответственности и безответственности, обязанностей и привилегий? Приезжай, я за тобой послежу? Сиделку он нанять не в состоянии? Ничего Сара ему не предложила, ибо голос Стивена в трубке звучал трезво и здраво; четко, хотя и слишком уж неспешно. Он все понимал, заверил ее, что в состоянии проследить за собой.

— Я знаю, что вы приезжали. Извините, если я вел себя несколько необычно… Надеюсь, не грубо?

Может быть, напрасны все ее страхи, преувеличены?

Через два дня позвонила Нора. По поручению Элизабет. Стивен покончил с собой, постаравшись имитировать несчастный случай на охоте, при отстреле кроликов.

— Кролики, знаете ли, расплодились ужасно. Новый сад, в елизаветинском стиле, весь до листика объели.

Сара посетила заупокойную службу в местной церкви. Народу набралось несколько сот человек. Ей пришло в голову, что они со Стивеном никогда не касались вопросов религии и верований. Эта обстановка, однако, вписывалась в ее представление о нем. Старая церковь, чуть ли не одиннадцатого века, англиканская служба, соседи, имена которых высечены на стенах церкви и на могильных камнях рядом с нею.

Сара прошла в дом на традиционные поминки с выпивкой и сэндвичами. В доме тоже полно народу, во всех комнатах, включая кухню, где трудились Ширли и Элисон, обе заплаканные, с покрасневшими глазами. Бледные, подавленные дети с Норой. И более ни одного знакомого лица. Атмосфера мрачная, угрюмая. Раздраженное ожидание: скорей бы это закончилось. Осуждение. Эти люди разобрали дело Стивена и вынесли приговор: виновен. Сара тоже вынесла свой приговор: виновны. Эта публика ей явно претила. Сливки общества, английская аристократия — да, хороши они на балах попрыгать, посиять улыбками, блеснуть униформой с бляшками и финтифлюшками. Парады, вернисажи, фестивали… Но на похоронах — колоды какие-то, отказывают им здесь их многочисленные таланты. Неуютно им в темных траурных костюмах.

Толпа очень скоро начала рассасываться, и Элизабет пригласила Сару в мрачное помещение, центр которого занимал бильярдный стол, а стены сплошь покрывали всяческие орудия убиения, начиная с пик и аркебуз и кончая револьверами Первой мировой. Элизабет стояла, опершись спиной о стойку с ружьями и винтовками, держа в руке стакан с виски. Ее, как и остальных, траур не красил. Она зрительно потяжелела, как бы представляя собой завершающий аккорд декора бильярдной, безмолвного гимна войне — старинную литую пушку.

В букете эмоций хозяйки дома преобладал гнев на покойника и на все с ним связанное, не в последней степени и на Сару.

— Сядьте, Сара, — скомандовала она и показала, как произвести это действие, плюхнувшись на стул и тут же снова вскочив. — Извините мое состояние. Вы такая собранная особа… — Конечно, Элизабет не сказала бы такого, если бы считала это качество положительным.

— Ну это вряд ли… — отказалась Сара от незаслуженной похвалы.

— Нет, я не хочу сказать, что вы равнодушны к кончине Стивена. Я знаю, что вы друг другу симпатизировали. Нет, не думайте, что я что-то имею против… Наоборот… Но эта проклятая безответственность… — Элизабет снова плюхнулась на скрипнувшее под нею сиденье, энергично высморкалась, утерла слезы с глаз и щек. Слезы, представляя, очевидно, дистиллят переполнявшей ее злости, тут же выступили снова. — Дети сначала поверили, что это несчастный случай. Но, кажется, уже начинают сомневаться. Для детей это кошмар. — Она снова звучно высморкалась. — О, черт… — Вытащила из здоровенной, как переметная сума, черной сумки — основательная сумка, еще на много похорон хватит — расческу, компакт-пудру, губную помаду, попыталась привести лицо в порядок, но слезы сводили на нет все усилия. — У нас со Стивеном была договоренность. Мы дали друг другу определенные обещания. Своего рода соглашение о партнерстве.

Элизабет, казалось, нуждалась лишь в слушателе, но Сара все же рискнула заметить: