Любовь олигархов - [2]

— Счастье, Анжелка, — проговорил Петр ласково, чаще налегая на ее теплый зад. — Пускай олигархи подавятся своими виаграми. Это мы олигархи по любви. Они гнилые внутри, сгинут, а наши бабы нарожают детишек, им все достанется: речка, луг, лес, солнце… переживут нас, их.

Ефимонов неторопливо приговаривал и словно плыл в теплом облаке радости, в котором тонули все неприятности. Изнемогая, постанывала Анжелка, тоже залопотала своими отрывистыми словами, потом ее слова слились в протяжное мычание.

— Куда им, дохлякам, до нас, мы, Анжелка, лучшие…

— Ну, цирк, — послышался сзади голос, и ребячьи смешки.

Анжелка дернулась, но Петр не упустил ее, достиг предела и почувствовал, как содрогнулось тело Анжелки и волна взорвалась в нем.

Подтянув брюки, Петр медленно повернулся, загораживая Анжелку. Он услышал шорох ее одежды и быстрые шаги. В прогалине раздвинутых вервей куста торчала наглая физиономия парня из первого отряда, рядом — смущенная бледная физиономия второго парнишки и пацана помоложе.

— Ну что, стручки, теперь знаете, как вас делали? — спросил спокойно Ефимонов.

— Цирк, — проговорил наглый парень, — минут десять, у меня уж кипяток в штанах.

— Учитесь, — посоветовал Петр, — а то в следующее лето по домам сидеть будете. Продан лагерь олигархам.

— А вот, — наглый парень кивнул на бледного парнишку, — его папан и прикупил тут все. — Парень захохотал. — Так что, все его тут будет: речка, луг, лес и солнце.

— Ну, солнце — ты это врешь, — улыбнулся Ефимонов, — Все не проглотишь.

— Теперь мы тут баб трахать будем, — проговорил зло наглый парень.

— А чего же он не на Багамах? — спросил Петр, глянув на бледного парнишку.

— Дурачок он, говорит, надоело, решил жизнь простого народа изучать. Мне бы такого папаню, — наглый причмокнул, — меня тут давно не было бы.

В тот же день, ближе к вечеру, Ефимонов столкнулся с наглым парнем на дорожке к игровым площадкам. Парень, засунув руки в карманы, шел медленно вразвалочку, а когда увидел Петра, заржал довольно.

— А, стручок, — протянул Петр. — Ты смотри так осторожнее. Нарвешься на местных парней, ноги переломают за любопытство.

Парень остановился и нагло улыбнулся.

— Куда вам, — презрительно усмехнувшись, проронил он. — Алкоголики, пенсионеры. Вас с потрохами купили. А надо будет — головы оторвут и за пятак продадут. Так что, ваше дело — бутылка да по кустам париться.

— Ты сам-то не из наших-то? Вижу, все твое богатство — в штанах болтается, а в башке — сквозняк один.

— Ха, хочешь знать, — парень прищурился, — я на тебе с бабой тысчонку заработал. Это у вас в деревне все бесплатно, а в бизнесе и за удовольствие платить надо. Олигарх-то еще мальчик, — парень заржал. А я ему наглядное пособие представил… — Слушай, идея! Давай так, тебе сотня — и повторишь с бабой? На том же месте.

Петр молча сплюнул.

— Ну, пятьсот.

— Морда у тебя наглая.

— Сто баксов! — парень с усмешкой смотрел на Ефимонова. — Зря думаешь. За сто баксов сам начальник с поварихой прибегут трахаться.

— Смотрю, вот, на тебя, — проговорил Петр с усмешкой. — Как наши отцы нас, дураков, настрогали. Коммунизм строили, кэпээсэс кричали. Так и мы вас, буратин, наделали. Такие же дураки. И вы, и ваш олигарх таких же дураков настрогают. Деньги, деньги!.. А то же дерьмо выйдет. Помяни мое слово.

— А, может, я Абрамовичем стану.

— Сортир ты у него облизывать будешь за тысячу баксов. Если его дружки не уроют. Абрамовичей десяток-другой, а сортиров у них сотни у каждого. Где ты и будешь.

— Ладно, мужик, не пыхти. Никто тебе платить не собирается, — хмыкнул парень и пошел дальше.

Через неделю, после прохладных августовских деньков, пришел сухой и теплый ветер. Днем сильно припекало солнце, шли последние дни смены. Петр сговорился с Анжелкой пойти в заброшенный колхозный сад за яблоками.

Сад тот насажен был больше тридцати лет назад, когда и жизнь была другая и Петр был работящим молодым мужиком, жива была его молодая женушка. И бегала у дома по травке маленькая несмышленая дочка, которой в радость были и голубые мотыльки, и пуховые котята, и простенькие цветы в огороде. Сад садили большой, в расчете на богатый урожай, сажали весело, с задором, шутили, что яблоки уже в коммунизме собрать будут. А потом вышла сильно морозная зима, под сорок. Деревья трещали и лопались, хлестко, как патроны, брошенные в костер. Сад поморозило, его и забросили. Но половина деревьев кое-как выжило, выбросили пару-другую листочков. Мертвые ветви обломились и сгинули с годами. Деревья коряво невпопад разрослись, выправились — и начали родить яблоки. Дрозды их расклевывали, налетая стаями, ребятишки из деревни ходили, сбивали палками и хрустели сочной сладкой плотью. Взрослые заходили набрать сладких дармовых яблок.

Петр нес корзину, радуясь теплому ветерку и солнцу, рядом шла Анжелка, румяная и свежая, с улыбкой на губах. Зашли в самую гущу сада по тропинкам, которые протоптали коровы. Тишина и солнце. Петр шестом сбивал яблоки. Они яркие, румяные сверкали боками, падая в листве. Некоторые сильно бились о толстые ветви и брызгали соком. Уцелевшие Анжелка складывала в корзину. Медленно переходили от дерева к дереву, высматривая самые крупные яблоки, словно яркие фонари, сиявшие в зеленой листве.