Любовь Муры - [9]

Ходили ль Вы к гипнотизёру, если нет, когда начнёте своё лечение? По-прежнему Вы не спите?

Бедняжка сестра извивается от болей (печень), сидит на суровой диэте, что для ея лёгких убийственно. Иногда в доме у нас сплошной стон, когда к ней присоединяюсь и я. Как она выедет при таких страданиях — не могу и подумать. Ессентуки ей не помогли.

Получили ли Вы письмо с Идиным рисунком, она разохотилась настолько, что часто Вам теперь рисует. Не удивляйтесь странному обращению: «т. Ксения». Такое обращение «товарищ» у детей к взрослым — у нас обычно. [Ранних Идиных писем и рисунков нет. Когда будут — покажу. В поздних письмах обращение «товарищ» не встречается.]

Каждый вечер на нашем катке, освещённом прожекторами, скользят катающиеся — завидно. Проклятые боли забирают такие дорогие дни жизни. С феерической быстротой они уходят, и это движение неумолимо-беспощадно несёт нас к старости, а там и к исчезновению…

Пора ложиться. На коленях разлеглась наша кошка, любимица Иды, громадная, белая, мягкая, тёплая масса — смесь ангорской с обыкновенной породой. Она недовольна, что я её беспокою.

20/XII.

Пишу годовой план учреждения. Работа, как всегда теперь, даётся с трудом, напряжённо. Только что прошёл припадок болей. Делаю перерыв и не могу отказать себе в таком удовольствии как обратиться мыслями к Вам. Сижу в своей комнате, тепло, в печи потрескивают дрова. Рядом слышны звуки марша — дети занимаются с музинструктором. За окном мохнатыми хлопьями падает снег, нехотя отвожу глаза от окна. На падающий снег, так же как и на воду, могу смотреть часами, — в этом зрелище есть что-то успокаивающее, гипнотизирующее. Вспомните наши прогулки по взморью.

Прервали меня. Только отправила своего завхоза — презираю этого человека, разговор с нею портит настроение.

Снова об оконном пейзаже! (Как бы я хотела его нарисовать; не помню, когда последний раз брала краски!) Вот чёрным рельефом садится ворона на взбухшие от снега ветки. В узких расщелинах деревьев выступает фон: бело-мутное небо и пригорок (т. зв. «старая дорога», ведущая к Днепру), на них ютятся старые деревянные или глиняные домишки. Они всё такие же, не изменяются со времени моего детства!.. Когда-то эти уличонки и валы в моём восприятии были прекрасны и обширны. Туг, убегая из дому, на свободе проводила я время, и фантазия, всегдашний мой спутник, уносила меня далеко от окружающего. Глядя теперь на ребят, на их воспитание, на радостное детство — я им завидую. Хорошо они растут! сколько внимания, заботы, разумного ухода и всестороннего развития получают они!

Ещё не могу приучить себя, что жизнь окончена, её уже нет, она в прошлом. Пролетела она одним мгновением, словно кто-то чиркнул спичкой и она, воспламенясь, истлела. Перебираю этапы жизни — они сотканы из порывов, горения и сгустков стремлений, и всё это было скреплено постоянным чувством неудовлетворения. Пройти через всю жизнь и к финишу ея донести только неудовлетворение! Правда, есть мудрость понимания, а отсюда и мягкость прощения (tout comprendre са va dire tout pardonner).

Ксенюш, если мы с Вами проживём ещё лет 10 — мы остаток дней проведём вместе, поселимся где-нибудь за городом, в домике, окружённом садом, будем работать, копаться в земле и жить плодами с нея.

21/XII.

Сегодня целый день было чудесно бодрое настроение. Много успела, изрядно устала в беготне, но не безрезультатно. Боли не мучили. Настроение повышалось по мере приближения домой, — рассчитывала на Ваше письмо. Напрасно. Вы молчите. Не нужна я Вам, Ксеничка. Вы писали, что моё отношение к Вам — «ценность», при чтении этого у меня от восторга «дыхание в зобу спирало», но жизнь как будто бы говорит иное. Отсутствие хотя бы коротеньких писем — показатель и отсутствия мыслей обо мне. Если в течение стольких дней Вы обо мне не вспоминаете, то я смешна своими ежедневными письмами… Что говорит Оленька о моих частых письмах, подсмеивается над ними?! Эта фраза давно была на кончике моего языка, и нужно было сегодняшнее огорчение от Вашего молчания, чтобы я спросила Вас об этом.

Сегодня получила письмо от Петра, оно наполнено ожиданием встречи. Бог мой, сколько неприятных осложнений, недоразумений принесёт его приезд. Я его жалею. Письмо его — вопль страданий и тоски по семье. Зачем я такая жалостливая?

Книгу «Мать и сын» мне возвратили, и если Вы ещё не достали её, я Вам её вышлю. Эту книгу я люблю больше прежняго. Аннет я обожаю. Страстность натуры этого образа, её своеобразность, идущая напролом человеческой условности и созданной ими рутинности; героизм в проявлениях тех чувств, в правильности которых она не сомневается, часто приводит её к положению, что осложняет её жизнь, и тут она может проявить такую самоотверженность, что у людей рассудительных, не выходящих из рамок «так принято», — вызывает только недоумение. Постоянно ищущая и мятежная натура, образ сильного человека — есть ли такие люди в жизни? Ради дружбы 2-х людей, ей посторонних, она рискует своей жизнью, бросая вызов обществу. Находит красоту и упивается ею там, где обычные люди проходят равнодушно. Ароматный, обаятельный образ.