Любовь - [42]

— Нет-нет! — возразил Лжевидохин. — Спасибо, друг! Спасибо! Но мне нужно и то и другое. Искренность, искренность, обязательно искренность. В том-то и штука: искренность прежде всего!

Ответом было новое, совсем безнадежное молчание. Исподтишка поглядывая на соседей, Золотинка видела сомнения и тревогу… потупленные взоры, занятых трудными мыслями людей — то самое как раз, что означало искренность. Не много здесь было таких, которые заранее и убежденно отвергали всякое сотрудничество с тираном. Но Лжевидохин уж не мог ждать.

— Друзья, дорогие мои! Товарищи!.. — воззвал он после долгого промежутка, но потом сказал суше, в сторону: — Подайте список.

Нестарый дьяк или боярин — заросшая красная рожа кабацкого вышибалы, как будто бы уже ждал: бумага явилась в тот же миг, словно из ничего. С некоторым затруднением Лжевидохин развернул, и Золотинка увидела на левой его руке несвежую, в пятнах почернелой крови тряпицу. Безымянного пальца не хватало. Того самого, на котором запомнила она в последний раз Паракон.

— Вот! — сказал Лжевидохин с какой-то жадностью. — Ну вот! Вот же: Чичер! Достопочтенный Чичер! Где Чичер?

— Государь! — тотчас же выступил из ряда знакомый Золотинке Чичер, тот насупленный господин, что так и не поверил в ее способность держаться. — Такая честь, государь! Но с какой стати? Я пьяница и развратник. Как я попал в этот список, государь? Умоляю вас: это недоразумение. — Он прижал руки к груди, готовый, кажется, и на колени стать.

— Ах, Чичер, плутишка, вы поэт. Вы записаны как поэт. Как человек высокой души!

— Государь! — сказал Чичер с тонкой улыбкой, в которой загадочным образом скользнуло нечто непристойное. — Я придворный стихоплет. — И он помолчал, давая государю возможность осмыслить это заявление. — Должность ответственная и почетная… но, простите, государь, придворный стихоплет, это не совсем то же, что поэт. И даже, смею сказать, совсем не то. Хотя и близко. Когда-то, государь, о, да!.. я имел право называться этим словом… я был молод, полон надежд и чистых помыслов… Да, государь, я знаком с вдохновением. Знаком… вы помните, может быть: «Ода на день восшествия на престол великого государя и великого князя Рукосила-Могута», там недурственные строки, государь. «И се уже рукой пурпурной врата открыла в мир заря…»

— Уберите, дурака! — быстро сказал Лжевидохин, который уже все понял, он вовсе не дурак был, Рукосил-Лжевидохин.

Дворяне из ближнего окружения рванулись было исполнить государево слово, но Чичер, оскорбленный в чувстве изящного, поторопился избавить их от труда. Он и сам, надо полагать, не видел возможности оставаться далее среди избранных.

Впоследствии придворный пиит, который усердием кого-то из причастных к составлению списка подьячих был зачислен цветом и гордостью страны, немало, должно быть, благодарил судьбу за то, что вызвал монаршее раздражение — Чичер единственный во всем строю праведников избежал худшей участи и не попал во дворец, потому что был первым и последним из числа избранных, кого великий князь удостоил разговора. Новое сотрясение тверди, холодящий сердце гул, когда кажется, что земля разверзлась и не осталось ничего надежного под ногами, поразил людей немотой.

Над грядою дворцов завесою вздымалась пыль, и происходило нечто разительное: дворцы и церкви, амбары, мельницы, башни, весь разнобой полуразрушенных и полувоздвигнутых строений плескался камнем. Стены, крыши и шпили вскидывались, как взбаламученная жижа, падали, и в тумане являлись, пучились новые стены, смыкавшие прежние развалины одной сплошной цепью. Не затихавший уже грохот раскатывался то там, то здесь, плескался камень, перемежаясь, поднимались клубы огненного тумана.

— О, че-ерт! — прошипел Лжевидохин сквозь зубы. — Поздно!.. Неужто поздно?!

Беспокойной рукой хватая резные перильца носилок, он оглядывался на избранных, словно сверял собственный испуг с их застылыми лицами. В меру бледные и потерянные, многие из поставленных в строй людей глядели на каменные корчи дворцов с каким-то странным недоверием, словно подозревали обман.

— Гоните всех ко дворцу! Там разберемся! — с обессиленной злобой шепнул Лжевидохин ближнему боярину.

За расстоянием Золотинка, конечно же, не могла разобрать ключевое слово «гоните», но она чувствовала и понимала смятение Лжевидохина. Уже уверившись в том, что столкновение истукана со змеем входит в замысел чародея, она догадывалась, откуда эта раздражительная досада и что не ладится. Лжевидохин, надо думать, получал сведения о каждом шаге Порывая и полагал, что имеет в запасе не менее получаса…. истукан как будто не мог еще, не успевал добраться до змеиного логова, а земля уж тряслась — верный признак, что змей корчится.

«Гоните всех», несмотря на усилия приставов смягчить существо приказа обходительными ужимками и экивоками, обернулось на деле безобразной спешкой. Растерзанный противоречивыми чувствами Лжевидохин послал едулопов рысью, не отставали от носилок толпы вельмож и дворян, которые из уважение к государю не смели воспользоваться верховыми лошадьми. Еще прежде побежала окружавшая избранных стража, понуждая к тому же своих подопечных, а следом загрохотали кареты, и приставы, стоя на подножках или вскочив на козлы рядом с кучером, зорко высматривали отставших.