Любовь… любовь? - [4]

По составленному мной расписанию ровно без четверти одиннадцать я в последний раз отчаливаю от церкви и еду домой — за Крис и Стариком. Все сошло без сучка, без задоринки, думаю я, страшно довольный собой. Ни один из наших гостей не подкачал, все идет как по маслу — ура! По пути встречаем Старушенцию, которая восседает в такси с видом новоиспеченной аристократки, а Дотти и Мэнджи строят мне рожи, прильнув к заднему окну машины.

И вот тут-то все и произошло. Сворачиваем за угол, а на дороге лежит забрызганное грязью дно от молочной бутылки, зубьями вверх. Раздается звук, похожий на пушечный выстрел, мы подпрыгиваем и заваливаемся вперед — лопнула шина. Машина заворачивает, въезжает на панель и, задрав кверху нос, останавливается. Шофер откатывает ее назад, на дорогу, мы оба вылезаем и осматриваем повреждение. Шофер приседает, упершись руками в колени, сдвигает фуражку на затылок и свистит.

— Ну, что там? — спрашиваю я. А в голове с отчаянной быстротой мелькает: Крис и Старик ждут меня дома, в церкви полно народу, а невесты нет как нет, и Старушенция наша с каждой минутой распаляется все больше.

— Плохи дела, — говорит шофер.

— Это я и сам вижу, — говорю я. — Сейчас без десяти одиннадцать. Что будем делать?

— Поставим запаску, — говорит он. — Ничего другого не остается.

Он сбрасывает белую куртку и слой за слоем принимается стягивать с себя дюжину разных пуловеров и жилетов, которые надеты под ней, — все это спокойно, мило, точно он в воскресенье сидит у себя дома на заднем дворе и отдыхает. Я выскакиваю из машины, бросаюсь к багажнику и начинаю шуровать в нем в поисках домкрата. Устанавливаю его и принимаюсь свинчивать колесо, моля бога, чтобы не появился какой-нибудь попка и не стал от нечего делать задавать всякие дурацкие вопросы. Этот шофер, видно, никогда в жизни не менял ни одного ската, всякий раз это проделывал за него кто-нибудь другой, а он только разоблачался и готовился. Так или иначе, но на этот раз он еще не успел достигнуть нужной степени оголенности, как я уже поставил запаску и, точно одержимый, стал завинчивать гайки. В начале двенадцатого машина была снова на ходу, и с опозданием минут на десять мы подкатываем к нашей калитке.

Старик стоит на крыльце, держа у глаз руку козырьком, точно вперед смотрящий на мачте в «вороньем гнезде».

— Где, гром и молния, тебя носило? — в панике спрашивает он. — Мы же опаздываем!

Меня так и подмывает сострить и сказать ему, что мы заглянули по дороге в кабачок промочить горло, но я вижу — он вне себя от волнения, а потому лишь показываю ему свои грязные руки и объясняю, что у нас был прокол. Тут из дому выходит Крис, и, хотя на ней поверх платья накинуто пальто, все равно видно, что она прямо как картинка из модного журнала.

— Ты их всех сразишь, — говорю я ей. — Наповал убьешь.

Ну, раз свадьба началась, теперь уже никто и не вспомнит об опоздании Крис. А они с Дэвидом потом только посмеются. Я снимаю с нее пальто и останавливаюсь в задних рядах, чтоб побыстрее выйти, когда все будет кончено. Орган, игравший до сих пор под сурдинку, разражается торжественным свадебным маршем, звуки его заполняют всю церковь. Шурша одеждой, гости, встают, и Крис со Стариком — в сопровождении Дотти и Мэнджи — направляются по проходу туда, где викарий с Дэвидом и его шафером ждут их. Ну и картинка: наша Крис вся в белом, в маленькой шапочке из вуали и цветов, сквозь которую просвечивают ее блестящие волосы. Они у Крис с медным отливом, такие же, как у нашей Старушенции в молодости, а мы с Джимом оба темноволосые — в Старика. Я бросаю взгляд на ноги Старика и вижу, что он меня послушался. Потом окидываю взглядом церковь — она заполнена, я бы сказал, однобоко: наше семейство представлено в полную силу, а со стороны Дэвида никого нет, кроме нескольких друзей, которыми он успел обзавестись с тех пор, как переехал в Крессли.

Орган умолкает, и на минуту воцаряется мертвая тишина. Затем раздается писклявый голос викария:

— Дорогие братья и сестры, мы собрались здесь, чтобы сочетать этого мужчину и эту женщину священными узами брака…

Очень я за них рад, прямо очень, потому что Дэвид — славный малый, ну а Крис — настоящее сокровище. Я всегда считал, что она у нас особенная, и это, наверно, выглядит смешно, потому что многие знакомые ребята терпеть не могут своих сестер. Но я-то знаю, что мне крупно повезет, если я найду себе такую жену, как Крис. В общем, я надеюсь, что когда-нибудь встречу такую девушку. И в ней будут сочетаться все качества, какие, должны быть в женщине: она будет веселая, общительная, чуткая, страстная, — словом, такая, как надо. Ни о чем этом я, конечно, никому не говорю, и ребята считают, что девчонки интересуют меня только в одном плане. Ничего не поделаешь, приходится быть таким, потому что, если рассказать, о чем ты думаешь, поднимут на смех, скажут, что ты слюнтяй и вообще ненормальный.

Тут я снова начинаю думать об Ингрид. Последнее время я только о ней и думаю, и мне очень хотелось бы знать, что она думает обо мне, если вообще моя персона занимает ее. Интересно, посчастливится ли мне сегодня ее увидеть и что я скажу ей, если увижу. А я непременно что-нибудь ей скажу — хоть умру, но скажу. Сколько можно ходить вокруг да около и только пялить на нее глаза?