Любовь красного цвета - [37]

Возможно, думала Линдсей, со временем Джини и призналась бы ей в этом, а вот Шарлотта не станет ждать и, видимо, сумеет выудить из нее правду еще до того, как закончатся эти выходные. А может, и нет. Линдсей заметила, что Джини перевела разговор в более безопасное для нее русло и сейчас расспрашивала Шарлотту о ее семье, этом местечке, Костволдсе. Джини старалась изображать интерес к тому, о чем рассказывала Шарлотта, однако попытки эти были вымученными и неуклюжими.

Линдсей исподтишка бросила взгляд на свои часы и заметила, что то же самое сделала и Шарлотта. Она тут же пришла подруге на помощь. Необходимо было дать Джини возможность помолчать, и Линдсей принялась болтать: о том, какое оживленное было движение, когда они ехали сюда, какой безумный крюк им пришлось сделать из-за этих чертовых улиц с односторонним движением в Оксфорде, о том, каким превосходным чаем и пирожными накормила их Шарлотта… Внезапно она почувствовала, что темы для болтовни исчерпаны, и тут же ей в голову пришла новая, блестящая тема – Роуленд Макгуайр. Она с упоением принялась обсуждать его характер и многочисленные недостатки.

На эту тему ей было нетрудно говорить. Она не менее семи раз повторила, что это просто чудесно – провести целых два дня вдали от Роуленда Макгуайра, в доме, в котором она наверняка не услышит его имени. Внезапно Линдсей осеклась, вспомнив, – слишком поздно, к сожалению, – что Макгуайр является старинным другом не только Макса, но и Шарлотты. В данной ситуации ее комментарии по поводу Роуленда звучали по крайней мере нетактично.

Словно прочитав ее мысли, Джини сухо заметила:

– Если тебе хочется поскорее его забыть, зачем ты о нем говоришь? Ты и так трепала его имя все время, пока мы ехали сюда.

– Ничего подобного!

– Я никогда не видела этого человека, но уже знаю о нем больше, чем мне хочется. Я могу описать его внешность, рассказать о том, какой у него голос, волосы и все остальное.

– Ну, ладно. – Шарлотта принялась с чрезмерным усердием поправлять подушки на диване. – Просто Линдсей знает Роуленда не так хорошо, как я. А на самом деле он… Она помедлила. – Он очень хороший человек. И совершенно не лживый.

Линдсей уже хотела возмутиться. Слово «хороший» в лексиконе Шарлотты означало очень высокую оценку, но, по мнению Линдсей, ее добросердечная подруга слишком щедро раздаривала ее. Собираясь заговорить, она открыла было рот, но тут же снова закрыла его. Из-за окна до ее слуха донесся шум автомобильного мотора. Чуткие уши Шарлотты тоже уловили его, и она моментально напряглась. Как странно, подумала Линдсей, и тут до нее дошло, что Шарлотта, всегда такая беззаботная, сейчас напряжена, как струна. Наверное, волнуется, не случилось ли с Максом что-нибудь на дороге, подумала она, поднялась и, подойдя к окну, выглянула наружу.

За окном было темно. Луна только начинала свое восхождение. Линдсей прижала лицо к оконному стеклу. Позади нее возле стола суетилась Шарлотта, не зная, что предпочтет Макс, вернувшись с работы: чай или что-нибудь покрепче.

Линдсей смотрела в сад и пыталась угадать его очертания, скрытые теперь под покровом темноты. Она чувствовала, как в душу скребется печаль, которую приносит с собой каждый ранний вечер, – необъяснимая и мягкая грусть. Вон та черная стена – это живая изгородь, вспоминала женщина, это, чуть более светлое пятно, – клумба, вот – изгиб подъездной дорожки, которая затем раздваивается. Одно ее ответвление ведет к фасаду дома, а второе – к конюшне и гаражам на заднем дворе. Внезапно на том месте, куда она смотрела, вспыхнул свет фар. Водитель чуть притормозил у развилки, и Линдсей узнала знакомые очертания машины Макса.

– Макс приехал, – оповестила она, а затем задумчиво наморщила лоб. – И, знаешь, Шарлотта, по-моему, не один. Я уверена, что видела кого-то на пассажирском сиденье.

– О! – Шарлотта вскочила с дивана. На лице ее читалась растерянность. – Кто бы это мог быть?

* * *

Макс железной хваткой впился в запястье Роуленда. – Предоставь все мне, – сдавленно прошипел он. – Ты сам испортишь всю игру. Мы должны разработать план. – Макс затравленно огляделся. – Не можешь же ты вот так взять и возникнуть из ниоткуда! Линдсей сразу почует неладное.

– Ты это уже говорил, и не один раз. А дальше-то что? Может, все-таки войдем? Здесь черт знает как холодно.

– Подожди… Подожди! – снова вцепился в приятеля Макс. – У меня – идея. Во-первых, о нашем появлении их надо оповестить осторожно. Речь не о Шарлотте, разумеется, она и так знает. Так что, когда окажемся на кухне, нужно немного пошуметь. Пошаркать ногами, например, будто мы вытираем ботинки…

– А зачем их вытирать? На улице сухо.

– Да просто затем, чтобы обозначить свое присутствие, Роуленд. Потом ты немного пошумишь в прихожей. Причем шуметь нужно так, чтобы они сразу узнали тебя. К примеру… ты можешь покашлять.

– Покашлять? Да что я, туберкулезник? Макс, мы наконец войдем или так и будем стоять здесь всю ночь напролет? Что ты так нервничаешь?

– Нервничаю? Я, если хочешь знать, никогда не нервничаю. У меня нервы – из закаленной стали.

– Что-то с трудом верится.