Любовь к далекой - [10]

Это – вихрь! Это – вихрь! О, как ждал я его!

И свободе, и вихрям я рад.

Эти бури над морем – моё торжество.

О, мой брат! О, мой царственный брат!

О, я молод ещё, и ты знаешь, я смел!

О, я смел! Я, как ты, альбатрос!

Я недаром так долго над морем летел,

И ни разу не пал на утёс.

Я с завистливым грифом уж бился не раз.

О, косматый, нахмуренный гриф,

Скоро вырву я твой огнеблещущий глаз,

Глубоко его клювом пронзив.

О, я смел! Я недавно орла одолел,

В исступлённом, жестоком бою.

Как я злобой кипел! Как я бился, хрипел,

Вырывая добычу свою.

Всем ухваткам меня, о мой брат, научи.

Этим схваткам жестоким я рад.

Но смотри… закровавились в небе лучи,

И косматые тучи висят.

Это – бури торжественно-медленный ход.

Это – буря в порфире своей…

Во главе шлемоблещущих ратей идёт

Венценосная буря морей.

Резко чайки кричат. Воздух тьмою объят.

Пересветом удушливых гроз…

О, мой брат! О, мой брат! О, мой царственный брат!

Как я счастлив, что я альбатрос!

IV. В ГОРОДЕ (1903-1904)

I. СМЕХ

На тонких ветках кудрявый иней,

Как серебристо-пушистый мех.

И туч просветы лучисто-сини.

На ветках иней. На сердце – смех!

Как две снежинки, сомкнувшись крепко,

Неслись мы долго среди пространств.

Была ты робкой, была ты цепкой.

Я – в упоенье непостоянств…

Летят снежинки, покорно тая,

И оседая на острия.

Иду. Встречаю. И забываю.

Всё мимолётно, и вечен я!

Встречаю женщин. Зовут улыбки.

И нежен профиль склонённых лиц.

И снег мелькает – он мягкий, липкий,

Он запушает концы ресниц.

На тонких ветках кудрявый иней,

Как серебристо-пушистый мех.

И туч просветы лучисто-сини.

На ветках иней. На сердце – смех!

II. ПРЕЖДЕ И ТЕПЕРЬ

Нам прежде казалось желанной

Наша близость и ласковость встреч.

Теперь все так смутно, так странно.

Ничего не могли мы сберечь.

Мы встретились там где распутство,

И продажность и жажда любить,

Где яркость и шум многолюдства, —

Где нам тоже хотелось побыть.

В рядах убегающе-ровных

Фонари прорезали туман.

На лицах худых и бескровных

Оскорбляло бесстыдство румян…

И вдруг эта робость походки

И смущенная нежность лица.

И вид удивленный и кроткий,

И в ушах два большие кольца…

Я верил тогда, что я молод

И быть тоже счастливым могу…

Был ветер и режущий холод.

Проходившие были в снегу.

III. БЕЗНАДЕЖНОСТЬ

Снег серебристый, душистый, пушистый.

Санок искрящийся бег.

Серое небо пустынно и мглисто.

Падает медленный снег.

Весь изнемогший, как люди продрогший,

Месяц томится вверху.

Снег, на губах от дыханья намокший,

Тает в пушистом меху…

Мрак и ненастье. И безучастье.

В грудь безнадёжность впилась. –

Хочется счастья. Как же без счастья?

Надо ведь счастья хоть раз…

Встретился кто-то. Прошёл озабочен:

Встретился кто-то в снегу.

Ветер и холодно. Холодно. Очень.

Месяц в туманном кругу…

Ряд фонарей убегающий ровно.

Всепроницающий мрак. –

Губы отверженных женщин бескровны,

И неуверен их шаг.

Снег и ненастье. И безучастье.

В грудь безнадёжность впилась.

Хочется счастья. Как же без счастья?

Надо ведь счастья хоть раз.

IV. ЖДУ

Прежнее счастье возможно.

Ты мне сказала: приду,

Холодно мне и тревожно.

Нетерпеливо я жду…

Сколько же нужно усилий

Прежнее счастье вернуть!

Мы ведь уж близкими были.

Милая, не позабудь.

Нет, не измученный страстью,

Напоминаю о том.

Просто, поверилось в счастье,

В счастье быть нам вдвоем.

Ходят. Подходят. Проходят.

Поздний, мучительный час.

Долгие тени наводит

Неумирающий газ.

V. НА БУЛЬВАРЕ

Зловеще-мертвенный и синий

Над городом сгустился пар.

Рядами освещенных линий

Живет и движется бульвар.

Как блеск безжизненного глаза —

Просветы каменных домов.

Тревожно вспыхивают газы,

И черный падает покров…

– «Ваш профиль ласковый и тонкий.

Он душу тянет в зыби грез». —

Звонки и шумы, скрипы конки.

Стук разбежавшихся колес.

– «Ваш профиль вздумчивый и строгий.

Давно люблю его изгиб». —

Удало погремели дроги.

И лязг, и грохоты, и скрип.

– «Ваш профиль шепчущий и нежный.

Зачем вы здесь? Среди всего?» –

Гудит стозвучней рев железный.

Свое почуя торжество.

Зловеще вспыхивают газы,

И черный падает покров.

Как смех безжизненного глаза –

Просветы каменных домов.

VI. ПРИ СВЕТЕ ГАЗА

Влача мучительные тени

По длинным плитам тротуара,

В тревоге смутных освещений

Бредут задумчивые пары.

Протяжный гул упорно длится.

Туманны лица в свете газа.

Как зверь безмерный и стоглазый,

Затихший город шевелится.

— «Уйдем! Уйдем! Здесь давят стены.

Я слез не в силах превозмочь.

Я над чудовищной изменой

Опять проплакала всю ночь.

«Уйдем! Уйдем! Здесь гул и топот,

Людей тревожных суетня…

О, как он лгал — твой нежный шепот,

Как ты обманывал меня!»

Протяжный гул упорно длится.

Обманны лица в свете газа.

Как зверь злорадный и стоглазый,

Безмерный город шевелится…

В тревоге смутных освещений

Все недоверчивы и стары.

Проходят тени. Гибнут тени.

Белеют плиты тротуара.

VII. СКАЗКА ОСЕННЕЙ ЛЮБВИ

Вечер был матовый, вечер осенний,

Вечер, союзный мечтам.

Город был хмурый и черные тени

Плыли по длинным стенам.

Месяц безжизненный, бледный и острый,

С левой сверкал стороны.

Звезды глядели, как вещие сестры,

Как воплощенные сны.

Красные, ярко прозрачные тучи

Гасли, пурпурно дыша,

Падали листья в подвижные кучи,

Падали, тихо шурша.

Бледной угрозою облачный глетчер

Остро тянулся из тьмы.

В этот тоскующий, матовый вечер

Встретились, встретились мы…

В час, когда наши горячие губы