Любовь из металла - [45]

В разбитом землетрясением саду густо и быстро опадали листья. Две сороки пересекали воздух, будто стараясь вычислить предпочтенное ранее дерево, ныне оголенное до неузнаваемости. Небо было пасмурно.

В машине он был один. Несчастный случай имел место в шесть часов утра — механические часы в автомобиле должны были точно зарегистрировать время столкновения с соснами. (Почему воздушная подушка не спасла его? Такая машина просто не могла не иметь подушки. Может, она была неисправна. Наверное. И опять же, насколько это вероятно в такой машине?) И шесть утра? Он покинул меня после пяти… Он сел в Ориноко с медной Шиной, готовый к «развлечению». Он должен был безумно гнать, чтобы добраться с ней до тех гор…

Что случилось с Шиной? Была ли она в машине, когда та съехала вниз на камни, врезаясь в деревья? Металлически невосприимчивая, она просто выжила, выбралась и ушла?

Почему Шарффи не включил автопилот? Конечно, он много выпил. В тот раз со мной он тоже пил и поставил машину на автопилот сразу же, как мы покинули ресторан.

Он что, забыл? Настолько возбужденный ею… нет. Он бы не забыл. Шарффи всегда заботился в первую очередь о своей заднице. Только в этот раз почему-то не удалось ее спасти.

Пока я шагала из комнаты в комнату, я думала о Шине и Шарффи на меховых сиденьях движущейся машины; вот Шарффи переключает на автопилот и кладет руки на нее, а Шина отвечает:

— Многовато для тебя, — и…

В моем воображении в автомобиле все размазано. Медь и пшеница, и то, что он особо выделял в разговоре, — человеческая кровь и плоть. Что-то вроде взрыва.

И Шина, будучи роботом, связывается с роботом-автопилотом и меняет настройки, отклоняет машину, та съезжает с дороги в кювет, скачет между стволами деревьев, по камням, пока не сталкивается с более крупными соснами. Кости и ветки ломаются.

Затем дверь тихо открывается, и одна шелковистая, незапятнанная даже фигура вылезает и уходит прочь, в темноту ночи.

А на натуральном белом мехе даже не остается красных пятен, потому что водоотталкивающий репеллент не позволяет им впитаться.

Прагматичные сороки уселись на пихту. Они — все, чего мне будет не доставать. Не ковра, на котором стоял Шарффи, и не бирюзовых простыней, на которые Шарффи хотел меня уложить, и если бы уложил, то, возможно, был бы сейчас жив. Кто-нибудь будет тосковать о нем?

Я стащила с себя оранжевое платье МЕТА и браслеты, которые были для меня слишком дорогими, чтобы продать их без лишних вопросов. Переоделась в джинсы, рубашку и жакет — свои совсем недавно купленные вещи. Я могла купить что-нибудь другое позже и переодеться, на случай жучков.

Карманы джинсов и жакета я набила чеками и монетами, скопившимися за это время. Карту I.M.U. я оставила в сушилке. Взяла с собой один рюкзак, в который положила разрозненные страницы этой книги, и все. Видите? Никаких других Книг.

Было рано, самое начало девятого.

Входную дверь я открывала, задержав дыхание. Но никого — ничего — не было за ней.

В лифте ехал смотритель.

— Паршивый денек, ничего не скажешь.

— Да уж, — ответила я ему.

Он вышел на втором этаже. Я спустилась на первый.

Я почти добралась до двери из фойе на улицу, когда две тени затемнили ее. Затем дверь качнулась внутрь.

Кто-нибудь может соображать в такие минуты? Я не могла.

Холл слабо освещался, да и на улице было сумрачно. Неясно вырисовывались очертания их фигур — высокого черного парня в кожаной одежде и блондина в неопрятно выглядящем комбинезоне. Волосы обоих острижены. Они двинулись прямо на меня, и я представила — не подумала, — что это будет ограбление, и я прокляла все на свете, потому что все чем, я владела, было со мной.

Но чернокожий взял меня за руку, и профиль его оказался профилем молодого африканского бога, и красивый белый парень оказался покрытым загаром, искусственным, конечно, а его голубые глаза были либо цветными контактными линзами, либо измененными самостоятельно.

— Лорен, — обратился ко мне Блек Чесс, — ты узнаешь нас?

— Эй, — сказал Копперфилд, — конечно, она узнает.

Я не двинулась. Вы можете в это поверить? В случае с грабителями я готова была сдаться, но с этими неотразимыми существами, я проявила сопротивление.

Я спросила:

— Что вам надо?

— Он сказал привести тебя.

— Кто сказал? Это не может быть Шарффи, — услышала я свой лепет, — он мертв. Так кому я теперь нужна?

— Верлису.

— Ах, — вздохнул Копперфилд, сама обитель нежности. — Посмотри, она снова расслабилась. — Он излишне ласково, по-матерински, погладил меня по волосам своей элегантной рукой. — Одно упоминание его имени возвращает ей мягкость и кротость голубки.

— Пойдем, Лорен, — сказал Блек Чесс.

Когда они, будто два хороших друга, сопровождали меня вниз по лестнице на улицу, я слышала свой голос:

— Вы были в моей квартире вчера утром, так? Вы оба и Голдхоук.

— Конечно, мы были, сладость наша, — нежно ответил Копперфилд. — И ты умненькая девочка, что запомнила.

— Как бы я смогла забыть? Вы же незабываемы, верно?

— Ох, да, это правда, дорогая. Мы незабываемы. Но, видишь ли, было кое-что, что заставило тебя поспать чуть подольше.

Мой сон был реальностью — угроза Голдхоука, уверенного, что я была в поезде; ложная обходительность; и кольцо, сделанное для меня Верлисом из его металлической плоти, просуществовавшее всего двадцать четыре часа… даже оно было реально?