Любовь и злодейство гениев - [3]

(Цит. по: Рябцев Ю. С. Хрестоматия по истории русской культуры. Художественная жизнь и быт XVIII–XIX вв. — М.: Владос, 1998. С. 503)

В своих «Воспоминаниях» граф В. А. Сологуб рассказывает:

«Вечером я поехал на большой раут к австрийскому посланнику графу Фикельмону. На рауте все дамы были в трауре по случаю смерти Карла X. Одна Катерина Николаевна Гончарова, сестра Натальи Николавны Пушкиной (которой на рауте не было), отличалась от прочих белым платьем. С ней любезничал Дантес-Геккерен. Пушкин приехал поздно, казался очень встревожен, запретил Катерине Николаевне говорить с Дантесом и, как узнал я потом, самому Дантесу высказал несколько более чем грубых слов. С д’Аршиаком, молодым секретарем французского посольства, мы выразительно переглянулись и разошлись, не будучи знакомы. Дантеса я взял в сторону и спросил его, что он за человек. „Я человек честный, — отвечал он, — и надеюсь скоро это доказать“. Затем он стал объяснять, что не понимает, чего от него Пушкин хочет; что он поневоле будет с ним стреляться, если будет к тому принужден; но никаких ссор и скандалов не желает. Ночью я, сколько мне помнится, не мог заснуть: я понимал, какая лежала на мне ответственность перед всей Россией. Тут уже было не то, что история со мной. Со мной я за Пушкина не боялся. Ни у одного русского рука на него бы не поднялась, но французу русской славы жалеть было нечего».

Прервем здесь рассказ графа Сологуба, ибо последние его слова явно нуждаются в пояснениях. Что это за «история со мной»?

Современник Пушкина, граф Владимир Александрович Сологуб был человеком богатым, умным и очень одаренным. Он был знаком со всеми передовыми людьми своего времени, сам писал рассказы и повести. И вот однажды (дело было в 1836 году) на одном из балов в Санкт-Петербурге между графом Сологубом и женой Пушкина Натальей Николаевной произошел разговор, во время которого Наталья Николаевна пошутила над пылкой страстью молодого человека, влюбленного в одну даму из высшего общества. Это замечание задело графа, и он, желая дать понять Пушкиной, что она уже давно не девочка, чтобы так шутить, спросил, давно ли она сама замужем…

Дальше разговор перешел на другую тему. В частности, вспомнили общего знакомого — Ленского. К сожалению, тут же нашлись «доброжелатели», которые все переиначили и выдали следующую версию: этот самый Ленский нравился Наталье Николаевне, а граф Сологуб ее, замужнюю женщину, за это упрекал. Естественно, сплетня эта дошла до Александра Сергеевича, и он тут же написал графу письмо с вызовом на дуэль. Но того в Санкт-Петербурге уже не было: будучи чиновником Министерства внутренних дел, он получил назначение в губернский город Тверь. Когда граф Сологуб узнал о вызове на дуэль, он поначалу ничего не мог понять, но светская молва быстро начала обвинять его в уклонении от дуэли. А это тогда было страшным обвинением для дворянина!

Но Владимир Александрович, несмотря на молодость, не стал горячиться, он разобрался во всем и отправил Пушкину письмо, в котором принял вызов, но виновным себя не признал. В ответ на это Александр Сергеевич написал: «Вы позволили себе невежливость относительно жены моей. Имя, вами носимое, и общество, вами посещаемое, вынуждают меня требовать от вас сатисфакции за непристойность вашего поведения. Извините меня, если я не мог приехать в Тверь прежде конца настоящего месяца».

Для графа вызов поэта стал приговором: еще бы — стреляться с самим Пушкиным! Но он начал готовиться к дуэли, ожидая приезда Пушкина в Тверь. Но тот никак не мог приехать, и тогда граф сам отправился в Москву. Там он нашел Пушкина в доме его друга П. В. Нащокина…

Как видим, весь этот фарс начал принимать трагический оборот. К счастью, ситуацию спас друг поэта Павел Нащокин, сумевший примирить противников, которые потом даже стали большими приятелями.

«Дуэль начиналась с вызова. Ему, как правило, предшествовало столкновение, в результате которого какая-либо сторона считала себя оскорбленной и в качестве таковой требовала удовлетворения (сатисфакции). С этого момента противники уже не должны были вступать ни в какие общения — это брали на себя их представители — секунданты. Выбрав себе секунданта, оскорбленный обсуждал с ним тяжесть нанесенной ему обиды, от чего зависел и характер будущей дуэли — от формального обмена выстрелами до гибели одного или обоих участников. После этого секундант направлял противнику письменный вызов (картель)».

(Цит. по: Лотман Ю. М. Пушкин. СПб.: Искусство-СПБ, 2009. С. 532)

Продолжим теперь чтение «Воспоминаний» графа В. А. Сологуба:

«На другой день погода была страшная, снег, метель. Я поехал сперва к отцу моему, жившему на Мойке, потом к Пушкину, который повторил мне, что я имею только условиться на счет материальной стороны самого беспощадного поединка, и, наконец, с замирающим сердцем отправился к д’Аршиаку. Каково же было мое удивление, когда с первых слов д’Аршиак объявил мне, что он сам всю ночь не спал: что он, хотя не русский, но очень понимает, какое значение имеет Пушкин для русских, и что наша обязанность сперва просмотреть все документы, относящееся до порученного нам дела».