Любовь и выборы - [15]

В аспирантском общежитии, в комнате для общественных нужд, которая прежде называлась красным уголком, собрались соратники Петра. Раньше они были просто друзьями, но теперь ситуация изменилась. По закону политической борьбы ближайшее окружение Петра стало его опорой, основным отрядом, прорывающим оборону старшего поколения, окопавшегося в политике. Друзья сформировали группу поддержки в борьбе за депутатский мандат. Основная мысль, объединяющая ребят с разными политическим убеждениями и даже с их полным отсутствием, а таких было довольно много, сводилась к лозунгу «Страна, дай порулить!».

Петр пригласил Машу присоединиться к этому активному сообществу. Официальная кампания еще не началась. Время ходить по квартирам и собирать подписи для выдвижения Петра в качестве кандидата еще не пришло. В штабе пахло бездельем, радостью грядущей победы, в которой никто не сомневался, и предвкушением большого и хорошего дела, участвовать в котором не только правильно, но и прикольно.

Ребята, собирающиеся в штабе, в большинстве своем были знакомы друг с другом по студенчеству. Их отношения выдержали проверку на прочность учебой и алкоголем, что означало высший уровень взаимного доверия. Ребята лично отбирались Петром, и это чувство некоторой избранности делало их присутствие в штабе особо приятным. Петр был не просто товарищем, которого им предстояло сделать депутатом горсовета, но и самым ярким и авторитетным среди них, безусловным лидером. Мысль о том, что в депутаты можно выдвинуть кого-то другого, не просто не приходила им в голову, но, если бы даже пришла, была бы немедленно отвергнута как кощунственная. Петр, бесспорно, шел вне конкуренции.

Маше нравилось приходить в импровизированный штаб. Там было шумно и весело. Ребята фонтанировали идеями, дружно их критиковали и тут же рождали новые, еще более безумные с точки зрения возможности их реализации.

Сашка, казалось, поселился в штабе, буквально дневал и ночевал тут. После Брюсселя он еще больше прикипел к Петру. Соответственно сюда переместилась и Лера. Штопор в виде писающего мальчика не простаивал. Бутылки летели, как тополиный пух. И Лера бдительно следила за тем, чтобы на почве куража и легкого алкогольного опьянения Сашка не перешел границы дозволенного – ни в отношениях с другими штабистами, среди которых попадались симпатичные девушки, ни в области политики. Лера была цензором его слов и мыслей, она бдительно присматривала за Сашкой, ограждая его от измен себе и родине. Она следила за тем, чтобы никакая юбка не смутила его покой и никакая экстремистская бацилла не засела в Сашкиной голове.

Диму тоже пригласили поучаствовать в продвижении Петра в политику. Он планировался на роль главного идеолога и стратега избирательной кампании. Все признавали его широкую эрудицию, логическое мышление и рационально-рассудочное восприятие мира. Он имел дисциплинированные мозги, отшлифованные долгим изучением математики. Но дело было не только в этом, просто другие варианты использования Димы не приходили никому в голову.

Дима был наделен умом, но начисто лишен харизмы. Его категорически нельзя было пускать в народ. Он не смог бы сагитировать даже таракана. Для написания острых и убойных листовок Дима тоже не годился. Даже в «Фейсбуке» его посты, длинные и скучноватые, редко кто дочитывал до конца. Впрочем, их отличала логическая безупречность и обстоятельность. На этом основании Петр решил сделать Диму мозговым центром, главным идеологом и стратегом своей кампании. Петр заранее настраивал себя на смирение, потому что иногда ему хотелось ударить Диму по лбу, чтобы вышибить из него педантичность, с которой тот излагал ход своих мыслей. Но мысли штабного стратега того стоили, нужно было потерпеть.

Казалось, что превосходство Петра Валенчука признавали все, кроме Димы. Он один решался перечить лидеру, когда Петра заносило на тему мирового прогресса и столбовой дороги свободы, на которую рано или поздно выйдет Россия.

В минуты таких стихийных дискуссий Маша искренне любовалась Петром. Значительный и убежденный в своих суждениях, он производил впечатление человека, который настолько уверен в своем интеллектуальном превосходстве, что ему неловко спорить с невеждой. Примерно как чемпиону мира бороться с третьеразрядником. Петр говорил с ленцой, словно он не позволял себе расчехлять орудие знаний, а лишь слегка намекал на его убойную силу.

– Дим, ты математик, и этим все сказано. Ты не чувствуешь дыхания современности. Только не обижайся, но ты наивен, как ребенок, в понимании общественных процессов, – мягко, но весомо клеймил его Петр.

– Сдаюсь, – шутливо заканчивал поединок Дима.

Однако Маша заметила, что Дима каждый раз оставался при своем мнении. Он выходил из спора не потому, что чувствовал себя побежденным, а просто ему становилось скучно. Он знал наперед все, что скажет Петр, и, похоже, не очень серьезно воспринимал его доводы.

И еще Маша видела, что это «сдаюсь» раздражало Петра, потому что означало не желаемое «сдаюсь, ты победил», а весьма прозрачно намекало на бесполезность спора, где каждый оставался при своем. Это было «сдаюсь, потому что ты уже утомил меня прогрессивными речами».