Любовь и Тьма - [27]

В ночь на среду ему приснилось поле маргариток. Обычно сны он не помнил, но на этот раз цветы были настолько живыми, что после пробуждения осталось ощущение прогулки по свежему воздуху. Утром в издательстве он столкнулся с женщиной-астрологом: это была та, с крашеными волосами сеньора, которая настойчиво предсказывала ему страсть.

— По твоим глазам я вижу: ты провел ночь любви, — сказала она ему, встретившись на площадке шестого этажа.

Франсиско пригласил ее выпить пива, и, за неимением других космических знаков, которые могли бы помочь ей в гадании, юноша рассказал о своем сне. Гадалка объяснила: маргаритки — это знак везения, значит, так или иначе, нечто приятное произойдет с ним в ближайшие часы.

— Утешься этим, сынок, ты ведь отмечен перстом смерти, — добавила она, но это было сказано столько раз, что уже перестало его пугать.

Он почувствовал большее уважение к женщине-астрологу, когда через несколько шагов исполнилось хорошее предсказание: ему позвонила Ирэне, — она просила позвать ее на ужин к нему домой — ей хотелось познакомиться с семейством Леалей. За неделю им удалось побыть вместе самую малость. Модное издательство пожелало сделать серию снимков о военном училище, и на Франсиско свалилось множество проблем. В этом сезоне в моде была одежда романтического стиля — с бантами и вуалями, и издателям хотелось контраста с тяжелой военной техникой и одетыми в форму людьми. Со своей стороны, начальник училища надеялся извлечь из представившейся возможности пользу и для Вооруженных Сил, показав их с самой безобидной стороны; он широко распахнул двери, предварительно усилив меры по охране. Франсиско и остальные члены бригады провели в здании военного училища несколько дней; на исходе этих дней он уже не знал, что ему опротивело больше: патриотические гимны и военные ритуалы или три королевы красоты, позировавшие перед его объективом. При входе и выходе их тщательно обыскивали. Это было похоже на панику во время землетрясения: содержимое из сумок вываливалось, затем копались в костюмах, туфлях и париках, шарили руками где заблагорассудится и тыкали в разные места электронные приборы, пытаясь обнаружить что-нибудь подозрительное. Модели начинали свой рабочий день с отвращением и целыми часами препирались. Элегантный и воспитанный парикмахер Марио, постоянно одетый в белое, изменял облик моделей для каждой фотографии. Ему помогали два ассистента, недавно приобщившиеся к педерастии, — они порхали вокруг Марио словно светлячки. Франсиско занимался фотоаппаратом и пленками, стараясь сохранять спокойствие, если вдруг случалось, что во время обыска засвечивали пленку и это сводило на нет работу целого дня.

Этот карнавал приводил к срывам дисциплины в училище, выбивая из колеи тех, кто не привык к подобным спектаклям. Королевы красоты солдат не возбуждали, но те бурно реагировали на ассистентов, которые, к огорчению мастера парикмахерского искусства, откровенно кокетничали с солдатами. Марио был не склонен к пошлости: уже много лет он не попадал в двусмысленное положение. Он родился в семье шахтера, где было одиннадцать сыновей, и вырос в неприметном селении, где все было покрыто тонким слоем угольной пыли, словно неосязаемой и пагубной патиной уродства, которая въедалась жителям в легкие, превращая их в собственные тени. Ему было предначертано следовать по стопам отца, деда и братьев, но он не чувствовал в себе силы для того, чтобы грызть утробу земли, раскалывая киркой живую скальную породу, или выполнять тяжелую шахтерскую работу. У него были тонкие изящные пальцы и склонный к фантазиям дух, что выкорчевывалось жестокими порками, но эти драконовы меры не излечили его от женственных манер и не повлияли на развитие его природной сути. Любой недосмотр ребенок использовал для тихих радостей в одиночестве, что вызывало безжалостные насмешки окружающих; он собирал речные камешки, шлифовал их и радовался их ярким краскам; бродил по заброшенным местам и, собирая сухие листья, составлял художественные композиции; закат солнца потрясал его до слез, ему хотелось остановить его навсегда, запечатлев в поэтической форме или на воображаемой картине, но он чувствовал, что не способен сделать это. Только мать усматривала в его странностях не склонность к разврату, а непохожую на других душу. Спасая Марио от нещадных побоев отца, мать определила его в приход служкой пономаря, в надежде скрыть его сладостную женоподобность среди кринолинов и фимиама, наполнявших храм во время мессы. Но ребенок не запоминал латинские фразы: его внимание привлекали золотые пылинки, плававшие в полосе света, падающего из окна Однако священник не придавал значения этим отклонениям и обучил мальчика арифметике, чтению и письму, открыл перед ним дорогу в мир культуры. В пятнадцать лет Марио знал практически наизусть те немногие книги, которые были в ризнице, и еще те, что одалживал ему турок, владелец магазина, лелеявший надежду затащить мальчика в подсобку и показать ему механизм наслаждения между мужчинами. Узнав об этих посещениях, отец вместе со старшими братьями силой отвел его в публичный дом в военном лагере. Они дожидались своей очереди вместе с дюжиной других мужчин, спешивших истратить свою получку в пятницу. Только Марио обратил внимание на замызганные, выцветшие занавески, на запах мочи и углекислоты, на убогую запущенность этого места Только его потрясла тоска этих измотанных мужскими ласками женщин и отсутствие любви. Под угрозами братьев он пытался вести себя как мужчина с выпавшей ему по очереди проституткой, но ей хватило одного взгляда, чтобы угадать: этого мальчика ждет жизнь, полная издевательств и одиночества Увидев, как он дрожит от отвращения, глядя на ее обнаженное тело, она сжалились над ним и попросила оставить их наедине, чтобы она могла спокойно работать. Когда все вышли, женщина, закрыв дверь на задвижку, села на кровать и взяла его за руку.