Любовь и секс в Средние века - [74]

В отличие от высказываний Августина и Фомы Аквинского суждения Лютера о сексуальности и эротике основаны на личном опыте в браке. В римско-католических кругах — особенно во время контрреформации, — утверждают, что Лютер порвал с Римом во многом из-за желания жениться на монахине. Однако один-единственный взгляд на исторические факты опровергает это утверждение. Лютер встречает бывшую монахиню Катарину фон Бора лишь через семь лет после так называемого выдвижения тезисов. В 1525 году, когда он женится, ему уже сорок два года, у него плохое здоровье, и он очень занят работой. Катарина в свои двадцать семь лет послушная, но здравомыслящая женщина. От романтического волшебства или бурных чувств этот брак невероятно далек.

Лютера часто хвалят за сочный и близкий народу язык, но насколько же бессильным оказывается его красноречие перед лицом «непроизносимого» (любимое выражение Лютера), то есть тех невыразимых вещей, которые происходят между супругами! После десяти лет брака тот самый Лютер, который так любил уснащать свои проповеди и застольные речи крепкими словечками наподобие «пердеть», «ссать», «вонять», «свинячить», выказывает отвращение к «самым естественным в мире вещам». «Теперь я умалчиваю о мерзости, которая сокрыта во плоти, памятуя о животном вожделении и зуде. Все это отчетливые знаки первородного греха». Особенно отвратительны, полагает он, гениталии, каковые должны быть постоянно тщательно укрыты. Некогда Господь предусмотрел их для благородного акта зачатия, а теперь, в состоянии греха, они становятся омерзительнейшими органами. То, что в раю было актом, полным радости, теперь поражено проказой жгучей похоти. Срам сексуального возбуждения тела, боли родовых схваток — все это для Лютера симптомы греха, последствия внутренней испорченности, но не сама болезнь.

Реформатор и «супружеские радости»

Уверовав в опустошительную суть эротических радостей и мерзкий характер сексуальности, Лютер тем не менее не прославляет безбрачие. Он не склонен отдавать предпочтение девственности, отрицая супружество, и тем самым порывает с традицией. Богослов не только настаивает на праве священников заключать брак, но даже проповедует, что все — за исключением избранных — в брак вступать обязаны. Для этого он приводит два основания: брачный союз учрежден и даже «предписан» Богом, и, несмотря на грехи, все же необходим; кроме того, человек все равно не может в полной мере устоять перед соблазнами похоти, о чем не в последнюю очередь говорит безнравственное поведение якобы безбрачного и целомудренного духовенства.

Так, по убеждению Лютера, в пользу превосходства брака над целибатом говорит, наряду с божественным происхождением этого института, также неодолимая власть сексуального влечения. Каждый человек, полагает Лютер, должен давать выход своему плотскому вожделению, но по необходимости, а не ради ярких ощущений. Он вновь и вновь утверждает, что неженатый человек обречен на предосудительный, порочный образ жизни. Тело требует супружества, а Бог требует брака. Из Библии Лютер усваивает, что у женщины есть выбор, и ей придется выбирать между браком и проституцией. Его скепсис по отношению к идеалу девственности следует рассматривать на фоне борьбы реформатора против всей католической догматики, привязанной к целибату. Как в этом человеке совместились одобрение брака и сексуальный скептицизм, непредвзятому наблюдателю понять сложно, но их сочетание можно рассматривать как основной протестантский принцип, позже осуществленный в домах протестантских пасторов.

Как правило, Мартин Лютер колебался между экстремальной и умеренной позициями. Так, он придерживался мнения о ничтожности обетов безбрачия, поскольку они идут против божественного указания на то, что человеку негоже оставаться одному. С одной стороны, Лютер признает обет безбрачия, с другой — заявляет, что тот, кто в поиске блага дает такой обет, вызывает негодование, поскольку пытается использовать это «доброе дело» для торговли с Богом. Полагать, что сексуальный аскетизм вознаграждается особым статусом перед Богом, означает, согласно Лютеру, впасть в ересь. Обет целомудрия, утверждает он, есть обет безбожный, даже богохульный, поскольку противоречит Евангелию, и, следовательно, его надлежит отменить.

Из этой позиции отнюдь не следует, что Лютер считает сексуальность в браке чистой и святой. Напротив, брачные половые отношения для него — вид «лекарства», всего лишь меньшее зло, чем разврат. Мол, Бог направляет плотскую страсть по прямолинейному пути брака, семьи и деторождения, но как только аппетит утолен, подкрадывается отвращение. Частота супружеских измен, согласно Лютеру, также доказывает, что брак, по большому счету, не способен в достаточной степени умерить сексуальные притязания, однако он хотя бы частично укрощает похоть. «Супружеский долг» никогда не может исполняться без греха, но Бог в своем неисповедимом милосердии смотрит на это сквозь пальцы. Тем и исчерпывается великодушие протестантизма, к которому ведет упомянутое божественное снисхождение.

Из всего этого может следовать, что сексуальность для Лютера — злосчастная необходимость, так сказать, конструктивная ошибка априори грешного человека. Лютер не связывает с ней эротические радости — или не признается себе в этом. Правда, в его практических советах, касающихся образа жизни христианина, все-таки присутствует некоторый реализм. Хорошо известна и много раз подвергалась критике, например, его точка зрения: «Если женщина отказывается, позови девушку». К тому же Лютер оставался сторонником убеждения, что христианину позволено все, на что нет четких запретов Библии. Это касается и полигамии, пример которой подавали патриархи. Правда, Лютер не заходит так далеко, чтобы провозгласить полигамные радости доступными для всех, но подчеркивает относительность своей терпимости, напоминая христианскому миру, что не всякой свободой следует пользоваться. Этот ответ очень характерен для этической системы Лютера. Он отказывается быть законодателем и энергично защищает свободу христианина, но при этом взывает к совести верующих и проповедует всяческую умеренность. Такую же позицию он занимает по отношению к обузданию сексуальности. Желание — по Лютеру — инстинктивно, неукротимо, имеет животный характер и подобно бешеному зверю, которому время от времени нужно давать волю.