Любовь и профессия - [56]

По крайней мере, здесь презрение местных к туристам выражается открыто. Молодые люди в спортивных машинах не могут решить, проносясь мимо меня, – то ли одобрительно свистнуть, то ли выкрикнуть оскорбление. Я могу с этим справиться. Я могу справиться с тем, что выгляжу по-другому и относятся ко мне по-другому. Чего я не могу вынести – того же отношения дома, где все подряд предаются пустым словоизлияниям на тему политкорректности и при этом не возбраняется сказать, что в человеке есть «нечто нездешнее».

И нет ничего более мучительного, чем когда кто-то из друзей утверждает, что знает, каково это – не чувствовать себя англичанином, потому что его бабушка родилась в Эдинбурге. Хрень собачья! Мои родственники – уроженцы стран, которые перестали существовать после их рождения, они говорили на идиш и иврите, когда делать это значило рисковать жизнью. Я бывала на Королевской регате в Хенли, посещала соревнования по поло, болтала с виконтами, меня целовали кавалеры ордена Британской империи. Ничто из этого не имеет значения. Я для них не англичанка. Как меня бесит, когда Этот Парень говорит о семье, которую хочет завести вместе со мной, и употребляет термин «гибридная сила», как будто я – племенная скотина!

Я говорю Томасу – по-английски, – что быть туристкой для меня обычное состояние. И что я сочувствую ему, видя, как место, где он родился, наводняют пьяные туристы. Он улыбается и кивает, но потом говорит: «Благодаря им у нас есть работа», – и разговор на этом заканчивается.

Четверг, 17 февраля

Как провести отпуск. Советы от Бель

Часть 2: солнце

Если верить эволюционной биологии, жители более теплого климата отличаются более темной кожей и волосами, чем их северные соседи, в результате постоянного неукоснительного воздействия ультрафиолета на протяжении многих геологических эпох. И наоборот, люди, выросшие в холодных краях, давным-давно утратили пигментацию, обеспечивающую темный цвет волос и кожи.

Это явная чушь. С одной стороны, я жила на севере Англии и гарантирую, что в Ньюкасле не найдешь ни одной натуральной блондинки. Более того, даже самое ограниченное знакомство с зарубежными культурами обнаруживает, что люди, живущие в местах, где много солнца, никогда не гуляют днем. Никогда. В Севилье может быть тридцать градусов на Пасху, и местные девушки не носят ничего более открытого, чем топ с длинными рукавами, джинсы и стеганая жилетка, потому что «еще зима». Я не понимаю всего этого гвалта, поднятого вокруг ношения традиционного мусульманского платья в школах, если не считать, что оно выглядит несколько более дерзко по сравнению с тем, в чем щеголяют обычные школьницы, и поэтому рискует возбудить желание в учителях мужского пола.

Крем от солнца в курортных местах знаменит своей дороговизной, и это в меньшей степени связано с желанием «остричь» туристов, чем с тем, что на этот продукт нет местного спроса: женщины там ходят, запеленутые в количество слоев ткани, достаточное, чтобы привести в замешательство любую даму из Саудии. Широко известно высказывание, что средняя британка за двухнедельный отпуск больше страдает от солнца, чем за весь остаток года. Осмелюсь предположить, что даже больше, чем местное население, укрывающееся в церквях пещерного типа и под бесчисленными навесами кафе.

Широко известно высказывание, что средняя британка за двухнедельный отпуск больше страдает от солнца, чем за весь остаток года.

Поступать так, как поступает любой нормальный британец, – а именно срывать с себя одежду и засыпать на голом клочке земли в то время, когда температура превышает, скажем, двадцать градусов, – значит немедленно позиционировать себя в качестве туриста. Даже ношение соломенной шляпы указывает местным, что ты «не здешняя». Пожалейте бедную англичаночку, которая поддается соблазну обмакнуть сведенные судорогой белые пальцы ног в целительное Средиземное море, ибо вслед ей будут нестись выкрики «Неу, inglesaV» или «Неу, Inghilterra[89]! Дави-и-и-и-ид Бекхэм!», куда бы она ни пошла.

Воскресенье, 20 февраля

Дж., Томас и я валялись на диване в ланаи[90]. Ну разве не круто? Открытые помещения, куда проведено электричество, и здесь, по крайней мере, есть телевизор. В Британии это невозможно. Мы ели пиит ту и смотрели дрянной ужастик. Не просто среднюю безвкусицу, но по-настоящему омерзительную – того рода, где кровь брызжет с энергией тысячи солнц.

Зазвонил телефон. Дж. пошел ответить, вышел обратно и кинул трубку мне.

– Тебя, – сказал он.

Это мог быть только Этот Парень. Брр! Я не говорила ему про Вик и не думала, что когда-нибудь соберусь сказать: иметь тайны так приятно.

– Привет, котенок, – проговорил он. Теперь я ненавижу это прозвище. – Ого, похоже, ты неплохо проводишь время. У вас там что, вечеринка?

Нет, придурок, у нас тут оргия с бондажем с национальной сборной Колумбии по легкой атлетике. Меня как раз с двух сторон насаживают на свои вертелы олимпийцы-барьеристы, пока мы с тобой разговариваем. А ты как думал!

– Нет, пришел сосед на ужин, вот и все.

– У меня прекрасные новости, – сказал он замирающим голосом, который используют только при разговоре с маленькими детьми, когда хотят повезти их туда, куда они не хотят, например, к врачу-терапевту, типа: «Мы-ы-ы сего-о-одня поедем ката-а-аться на маши-и-инке!»