Любовь и память - [232]

Взвод Бабичева, развернувшись длинной цепью, прочесывает улицы, застроенные ветхими халупами, которые здесь называют «чиби». На пути взвода длинной голубой полосой заблестел канал, тянувшийся параллельно реке от залива в глубь города к сопкам. Матросы перебегают через канал по шатким мостикам. За каналом — высокая дамба, Бабичев и Сагайдак взбираются на нее. Михайло подбегает к ним. За дамбой — широкая низменность, прочерченная дорогами и тропинками, виднеется берег реки Сусончхон. Японцы — их больше сотни — оторвались от десантников метров на двести и бегут, стремясь увеличить разрыв. Широкое поле перегораживает высокая насыпь, по которой пролегла стальная колея, а дальше маячат фермы железнодорожного моста. За насыпью снова поле, пересеченное серой лентой асфальтированной дороги, идущей из города к реке. Через реку переброшен бетонный шоссейный мост…

Бабичев приказывает отделениям Сагайдака и Савченко выйти на шоссе и оседлать его. Это расстояние матросам приходится преодолевать под огнем японских автоматов и пулеметов. Особенно плотный огонь со стороны моста: видимо, японцы во что бы то ни стало решили удержать его. Матросы короткими перебежками приближаются к шоссе; с другой его стороны, по низине, продвигаются к мосту два отделения опытных североморцев — Твердякова и Краснухина. Они, используя рельеф местности, подходят на близкое расстояние к японцам и забрасывают их гранатами.

Из крайних городских улиц выехали десять — двенадцать грузовых автомашин и направились к мосту — бегут из города.

Четверо матросов выскакивают на шоссе и подают приближающейся к ним первой японской машине сигнал «стоп!». Она увеличивает скорость. Тут же навстречу ей летит граната. Передок грузовика встряхнуло, и он остановился, перегородив дорогу. Остановились и другие грузовики, следовавшие за подбитой машиной. Из них, открывая стрельбу по матросам, начали выпрыгивать военные. Моряки ударили по ним из автоматов, и те, оставив машины, бросились бежать. А на шоссе уже вышли все отделения и продвигаются к окраинным улицам города; навстречу бойцам выехали еще пять японских грузовиков. Японцы на ходу обстреливают десантников. Моряки подбегают к грузовикам, бросают гранаты и завязывают рукопашный бой. Михайло видит, как в руке Егора Климова сверкнул финский нож, как перед ним упал самурай.

Не выдержав рукопашной схватки, вражеские солдаты пустились наутек. Моряки начали преследование.

Лесняк бежит вдоль шоссе и видит, как Савченко стреляет по убегающему в заросли самураю. Из-за машин появляется Егор и кричит:

— Савченко, вперед!

А Савченко схватился обеими руками за живот, скривился и медленно осел на землю. Егор быстро оглянулся и увидел в кузове машины японца, стоявшего с винтовкой в руках.

— Ах ты ж гад ползучий! — крикнул он и выстрелил. Самурай повис на борту грузовика.

В грохоте боя Михайло услышал голос, похожий на голос Бабичева. Он посмотрел на шоссе и увидел мичмана: тот стоял под прикрытием кузова подбитой машины и говорил молодому матросу:

— Видишь — вон там, за бетонной кромкой у моста или в углублении парапета, засели японцы с пулеметами и стреляют в спину нашим. Подберись к ним и забросай гранатами.

Молоденький матрос Семен Данилов, боясь высунуться из-за кузова машины, возражает Бабичеву:

— Дак, товарищ мичман, мост весь простреливается, к парапету близко не подойдешь, а издалека гранатой не достанешь.

Бабичев посмотрел на него:

— Салага ты, а не моряк! Ну-ка, пойдем вместе!

И побежал вперед. За ними последовал Лесняк. Все трое ползком, прячась за металлические столбы, довольно быстро добрались до бетонной кромки моста. Привстав, все трое бросили по гранате. Кто-то из самураев успел дать очередь, и Михайло почувствовал, как что-то обожгло его левое плечо. Лежа, он посмотрел на Бабичева: у того из-под светло-русых волос тоненькой струйкой стекала кровь прямо на висок. Вслед за взрывом гранат пулеметы замолчали. Семен заглянул за кромку и едва успел отклониться — над его головой просвистела пуля.

— Самурай там засел, — сказал Данилов и, сняв с ремня лимонку, бросил туда.

После взрыва Семен привстал, снова посмотрел за бетонную кромку моста и удовлетворенно сказал:

— Капут…

Поднимаясь с земли и утирая пилоткой кровь, взводный сказал:

— А ты говорил, нельзя добраться.

— Виноват, товарищ мичман, — ответил Семен и подошел к Лесняку, который правой рукой зажимал рану на плече: — Вы сможете идти?

— Смогу, — сказал Михайло, вставая.

— Идем к машинам, — сказал Бабичев. — Где-то там Грачев, он нас немного подлечит.

Грачев, смуглолицый низкорослый матрос, был как раз возле машин. Он успел забиновать тяжело раненного, лежавшего на обочине шоссе с закрытыми глазами Савченко, затем коротким движением руки расправил свои взлохмаченные черные усы и начал осматривать раны Бабичева и Лесняка.

— Приятного мало, — проговорил он спокойно, — но считайте, что вам обоим повезло. Кости целы… — При этом он вопросительно посмотрел на старшего по званию Лесняка: — Придется сперва голову перевязать?

— Да-да, — поторопился ответить Лесняк. — Тем более что мичману надо продолжать руководить боем.