Любовь и память - [140]

На следующую ночь полк, сменив какую-то часть, занял оборону в обжитых окопах и траншеях. Фронт к тому времени в какой-то мере стабилизировался. Южнее Харькова образовался выступ в сторону противника. Линия фронта проходила примерно через районы Балаклея — Лозовая — Барвенково, затем, отсекая Красный Лиман, Дебальцево, Куйбышево, шла далее на юг по реке Миус.

Бои здесь велись, как сообщало Совинформбюро, преимущественно местного значения, однако на том участке, который занял полк Дивакова, немцы проявляли явную нервозность. То на левом, то на правом фланге вдруг застрочат пулеметы, или внезапно просвистит снайперская пуля, когда кто-нибудь из бойцов неосмотрительно высунется из окопа. Гитлеровцы, видимо, догадывались, что на нашей передовой произошла смена подразделений, и прощупывали новичков. Никто не знал, что они затевали. То ли просто опасались — не готовятся ли советские части к наступлению, а может быть, им не сиделось в голой холодной степи, куда их совсем недавно отбросили, и они снова пытаются вернуть себе теплые местечки.

Ночью выпал обильный снег. Под утренними лучами солнца он слепяще искрился и даже, казалось, чуть-чуть розовел вдали. Некоторые бойцы зачерпывали пригоршнями этот пушистый, пропахший степным духом эликсир, натирали себе лицо, чтобы освежиться, прогнать сонливость и усталость. Многие затягивались сладким дымком первых самокруток и тихо переговаривались о том, что вот-вот старшина пришлет им обещанный еще ночью горячий завтрак.

И вдруг утренняя тишина словно по крепким швам разорвалась с громоподобным треском: десятки немецких орудий начали бешеную артподготовку. Впереди и позади окопов зачернели воронки, запахло мерзлым грунтом и гарью. Земля загудела, заколебалась, словно хотела выскользнуть из-под ног.

Раздалась команда:

— Приготовиться! Впереди — танки!

Их было больше десяти. Поблескивая траками, они быстро приближались, а за ними в полный рост шла вражеская пехота. Напряженно смотря вперед, Радич время от времени нетерпеливо протирал глаза — в лицо летела пыль и мелкие комочки земли, иногда они, как камешки, постукивали по каске. Пребывая в госпитале, Радич поотвык от фронтового грохота, и сейчас ему казалось, что от близких взрывов у него полопаются барабанные перепонки. Взвод, как и вся рота, весь батальон, под артиллерийским обстрелом вел интенсивный огонь, вынуждая вражескую пехоту залегать, отставать от танков.

Олекса Ковальский без видимой надобности обеими руками поправил каску, потер ладонь о ладонь и, неотрывно глядя вперед, строго окликнул своего второго номера — Ляшка:

— Ну, дядько Денис, сейчас не ловите ворон — патроны в момент подавайте. Мы им, гадам, такого огонька дадим!

— За меня, Олекса, будь спок, — ответил Ляшок излюбленным выражением Олексы, словно выказывая этим желание угодить своему первому номеру.

Танки были уже в полусотне метров, когда Ковальский выпустил по ближайшему три патрона. Танк, будто не ощутив попадания, продолжал двигаться. Не видя бронебойщиков, он повернул на огневую точку станковых пулеметов. Олекса бросил в их сторону взгляд и увидел, что огонь ведет Гриша Осадчий. «Значит, Артем ранен, — подумал Ковальский. — Надо выручать парня»… Когда он, прицелившись, выпустил еще один патрон, на броне танка появились едва заметные синевато-желтые язычки пламени и быстро побежали по ней вверх.

— Ага, стонадцать тебе чертей! — вырвалось из груди Ковальского радостное восклицание. — Доигрался, чертов ублюдок!

Из чьего-то окопа под танк полетела граната, и стальное чудовище тяжело завертелось на месте.

— Смотри, Олекса! Фашисты побежали назад, — крикнул Ляшок.

Ковальский оглянулся: на подходе к окопам горело еще два немецких танка. Вдруг остальные танки и пехота пустились наутек. Ляшок вскрикнул:

— Наши жмут на них с фланга! Вон по балочке КВ идут, а за ними — родная мотопехота!

— В атаку! — выпрыгнув из окопа, крикнул лейтенант Радич. — Не отпускать их живыми!

Весь батальон тяжело потопал по мерзлой земле, на ходу ведя огонь из винтовок и автоматов. По всему широкому полю, где из-под снега торчали редкие стебли подсолнухов, зачернели распластанные тела фашистских солдат.

Ляшок бежал позади своего взвода, а немцы из-за холма вели огонь из орудий, минометов и пулеметов, чтобы отсечь наступающих от своих бегущих пехотинцев. Неподалеку от Ляшка взорвался снаряд. Тяжелея волна горячего и тугого, будто спрессованного, воздуха сбила Ляшка с ног. Падая, он ударился каской о землю и потерял сознание. Плотный огонь противника вынудил наших прекратить преследование.

Возвращаясь в окопы, подбирали своих убитых и раненых, подобрали и Ляшка. Ему, как оказалось, повезло: ни один осколок не зацепил. Только легко контузило. К вечеру он уже вернулся из медсанбата.

Наскоро приведя в порядок окопы, ячейки и ходы сообщения, взвод Радича подготовился к отражению новой атаки врага. Но за ничейной полосой было тихо.

…Второй день длилось затишье.

Вечером лейтенант решил поговорить с Гришей Осадчим, поддержать парня теплым словом. Но его не было на месте: выяснилось — пошел к Ковальскому в гости — «затянуться» крепким табаком, раздобытым где-то Олексой. Действительно, над окопом бронебойщика вились две струйки дыма. Радич подошел ближе и хотел уже окликнуть их, но, услышав голос Ковальского, остановился. Олекса, каска которого показалась на миг из окопа, тихо говорил: