Любовь и Ненависть - [153]

Его последнее сценическое появление в Париже оказалось таким успешным, что тут же вокруг его кареты начали собираться толпы людей. Любопытные вскакивали на подножки, на козлы и даже на втулки колес, чтобы бросить мимолетный взгляд на этого великого человека или даже, если удастся, поцеловать его высохшую руку. Или вырвать клок шерсти из его шубы, чтобы сохранить навсегда этот дорогой сувенир. Какой-то торговец карточными трюками для шулеров, решив резко увеличить свой доход, орал:

— Ну-ка, взгляните на все эти уловки! Им меня обучил месье де Вольтер у себя в Фернее!

К Вольтеру подбежала женщина из книжной лавки.

— Месье де Вольтер, прошу вас, составьте мне богатство!

— Каким же образом? — поинтересовался он.

— Напишите для меня книгу. Опубликуйте, а я ее продам. Маленькую книжицу, на любую тему. Пожалуйста! Пожалуйста!

Казалось, только король и Церковь недовольны тем, что Вольтер выбрал Париж для постановки своего последнего акта. Париж и Версаль — это сцена для Бурбонов, а не для таких, как Вольтер.

Людовик XVI не мог сдержаться и не спросить сердито:

— Почему этому человеку разрешили приехать в Париж, когда до сих пор действует декрет о его ссылке?

Кто-то в этой связи доложил его величеству, что когда-то на самом деле такой приказ был отдан, или, во всяком случае, так все считали, но в архивах не сохранилось ни одной копии запрета. (Может, какой-то чиновник, любитель Вольтера, просто его сжег?)

— В таком случае пусть остается, — мрачно буркнул король. Смешно теперь высылать Вольтера, такого старого, такого знаменитого человека. Все будут смеяться над Францией. (Ведь вся Франция была втянута в это театральное состязание.) — Но никто из придворных не должен общаться с этим богохульником.

Церковь сразу начала принимать энергичные меры. Со всех церковных кафедр разносились громкие анафемы в адрес этого антихриста, который потешался над Иисусом. Этого человека, который называл Иисуса недотепой, который утверждал, что Иисус пришел в этот мир, чтобы спасти его, но у него ни черта не вышло.

Особенно усердствовал аббат де Борегар, который метал громы и молнии со своей кафедры в соборе Парижской Богоматери. Аббата даже пригласили повторить его грозные сентенции в королевскую часовню в Версале. Он повторил там свою проповедь, в которой подвергал злобным нападкам всю современную философскую школу, называя всех философов безумцами, вооруженными топорами, чтобы разрушить храмы Божии, разбить трон и алтарь, осквернить святая святых, погубить наше общество и цивилизацию. И среди всех философов — этот Вольтер, самый талантливый и одаренный из них, со своим сладким ядом, этот коварный еретик, бесстыдный язычник, против нападок которого Церковь, разумеется, сумеет найти защиту: «Ибо нашему милосердию есть предел, и милосердие может обернуться яростным гневом. Наше усердие умеет прощать, но оно знает и что такое отмщение». Аббат заявил, что никогда тело этого хулителя Бога не будет заражать собой землю, в которой лежат истинные почитатели Божии.

— Почему это он отказывается хоронить меня? — спросил Вольтер. — А я похороню его с большой радостью!

Его шутка стала сенсацией в Париже. Поток его визитеров в дом маркиза де Вилетта превратился в полноводную реку, — все хотели прийти, чтобы засвидетельствовать свое почтение великому поэту. У Вольтера болели ноги, распухли лодыжки от бесконечных вставаний со своего кресла и возвращений в него, когда ему приходилось встречать до трехсот или даже больше гостей в день, и это только тех, которых у входа во дворец отобрала мадам

Дени с помощью самого маркиза, — они действовали вместе наподобие отборочного комитета, чтобы в комнате никогда не было слишком много посетителей. Вольтер всегда старался приготовить для каждого гостя какую-то запоминающуюся, остроумную фразу, чтобы тот потом распространял ее повсюду, по всему миру, чтобы она передавалась из уст в уста и в конце концов была напечатана во всех европейских газетах.

Носители самых знаменитых имен во Франции — Ришелье, Монморанси, Полиньяк, Лозен, Арманьяк, герцог де Сес, графиня де Буффле и даже мадам дю Деффан — все смиренно толпились в очереди, ожидая того момента, когда им позволят увидеть великого Вольтера.

Глюк, этот знаменитый композитор, даже отложил свой выезд в Вену на концерт, чтобы только не упустить своего шанса встретиться с Вольтером. Встреча произошла сразу после визита к Вольтеру его знаменитого соперника итальянца Пиччини[256], чей музыкальный стиль бросал вызов манере Глюка, в результате чего Париж снова раскололся на два враждебных лагеря.

— Что такое? — спросил Вольтер. — Глюк на буксире у Пиччини?

Эта остроумная фраза дошла до ушей королевы Марии Антуанетты[257], горячей приверженицы таланта Глюка, и она теперь была решительно настроена повидать Вольтера, несмотря на запрет короля.

Пришла делегация и от Французской академии, включая Сен-Ламбера, князя де Бово, Мармонтеля и других. Еще одна от театра «Комеди Франсез». И даже Бенджамин Франклин, только что вернувшийся из Америки, этот герой, которому успешно удалось оказать помощь американским революционерам от имени Франции. Он привел с собой внука.