Любовь и картошка - [50]

— Но ведь это невкусно, — поморщился Сережа.

— Высокие цивилизации,— сказал Ин,— не могут исходить из такого критерия, как вкусная еда или невкусная. Это все условно. Ты, например, терпеть не можешь маслин. А твоей бабушке, Галине Федоровне, они очень нравятся. И когда их привозят в ваш сельский магазин, а бывает это, как у нас на Альдебаране хорошо известно, не так уж часто, бабушка покупает сразу несколько килограммов, укладывает их в чистый бочонок и ставит в погреб. А как ваш председатель ел беззубку, ты помнишь?

Сережа посмотрел на Ина недовольно и недоверчиво.

— Откуда ты можешь знать про беззубку?

— Видишь ли,— ответил Ин,— наша память штука необыкновенно сложная.— Голос его, голос Виктора Матвеевича, такой знакомый, приятный и добрый, звучал чуть смущенно и виновато.— В клетках мозга, да и не только мозга... По сути, во всех нервных клетках содержится все, что человек видел, слышал, узнал за всю жизнь. Но в большинстве случаев мы не можем возвратить в сознание всего, накопленного нашей памятью. А мое устройство позволяет видеть в полном объеме все, что там находится.

— Помню,— сказал Сережа и коротко рассмеялся. Это был в самом деле смешной случай.

Вся уходящая в глубь веков история земли, на которой стояло село Бульбы, по словам археолога Платона Иннокентьевича, состояла из чередующихся голодных и сытых лет. При этом голодных было намного больше. В голодные годы, которые выпали на детство председателя Павла Михайловича, в селе Бульбы люди ели беззубку. В сытые — беззубкой кормили свиней.

Беззубки, крупные ракушки с двумя зеленоватыми перламутровыми створками и розовой мякотью, в большом количестве водились на дне озер и медленных рек этого края.

И вот недавно, по словам Васи Гавриленко, его дед Павел Михайлович рассказал Васе и Васиной бабушке Ольге Степановне о том, какой вкусной и питательной была эта беззубка, как охотно, с каким удовольствием он ее ел. Он вспомнил, что за все минувшие годы он больше ни разу не попробовал этого блюда, и вдруг потребовал:

— Ты, Вася, принеси ракушек, А ты мне их приготовь,— решительно предупреждая отказ, предложил он Васиной бабушке.

Та даже руками всплеснула:

— Господи, к чему тебе это? Что тебе, куры мало на обед? Да ведь после этого посуду придется выбросить. И кастрюлю, и тарелку. И как ее готовить?

— «Как готовить, как готовить»! — проворчал Павел Михайлович.— Я что, сам ее готовил? Помню, на сковородке мать, покойница, жарила. В печи.

Вася с Сережей принесли ведро беззубок. Васина бабушка выбрала сковородку похуже, уже почерневшую, тонкую, железную, и ушла из дому. Жарить беззубок пришлось им самим, втроем.

Павел Михайлович первым отрезал себе небольшой кусочек жареной беззубки, положил его в рот, долго жевал, а потом сказал недовольно:

— Видать, не так мы ее приготовили. Жесткая она какая-то получилась. Невкусная.— Но он был справедливым человеком и тут же добавил: — А вернее сказать, голодный я тогда был. Люди тогда у нас мерли от голода. Еды никакой не было. Может, потому она тогда и показалась мне такой вкусной.

Сережа с Васей тоже попробовали жареную беззубку. Съели по маленькому кусочку. Из интереса. Показалось жестко и непривычно. И запах какой-то...

— Вы, Павел Михайлович, устриц никогда не пробовали? — спросил Сережа у председателя.

— Нет. Не случалось.

— А ведь и это пластинчатожаберные, как беззубки,— щегольнул Сережа своим знанием зоологии.— Только морские. И устриц, пишут, к тому же еще и живыми едят.

Павел Михайлович посмотрел на Сережу яростно и изумленно, вскочил из-за стола и грузно побежал к двери. Спустя минутку за ним помчался Вася. А за Васей и Сережа. И все они за домом, в саду, под яблонями, в разных концах извергли из себя жареную беззубку.

— Как видишь,— сказал Ин,— одному кажется вкусным одно, другому — другое. А в самом деле важно, сколько калорий в этой еде, каково содержание незаменимых белков, достаточно ли там витаминов и прочего.

— Так в чем же цель жизни? — напомнил Сережа.

— Цель жизни? Так ведь это очень просто.— В голосе Ина снова послышалась улыбка.— На разных планетах разные основы жизни. У нас, альдебаранцев, есть соседи, у которых основой жизни являются фторорганические соединения. Но везде, где имеется разумная жизнь, во всей бесконечной Вселенной, цель жизни, ее смысл видят в одном: в правде и красоте, в счастье и добре... Везде уважают труд, ценят честность, верность слову, презирают бессмысленную жестокость, угодничество, карьеризм, бесчеловечность, везде не терпят клеветы, воровства, хулиганства, издевательства сильного над слабым.

— Если это так,— возразил Сережа,— то откуда же тогда берутся и воровство, и угодничество, и клевета, и бесчеловечность?

— Это остатки тех времен, когда жизнь на вашей планете уже долго существовала, но еще не была разумной,— уверенно ответил инопланетянин.— Этих остатков у вас будет все меньше. Пока они совсем не исчезнут.

Глава одиннадцатая НЕОБИТАЕМЫЙ ОСТРОВ

Павел Михайлович сам водил положенную ему но должности машину. Называл он ее «козликом», как звали в старину железные «газики», но это была новая добротная машина, которая шла по грунтовым дорогам, по бездорожью, надежная, безотказная, простая. «А все-таки далеко ей до багги Володи Бондарчука,— отметил про себя Сережа.— Тому только крыльев не хватает».