Любовь и картошка - [12]

— Нет. Не из-за этого.— Сережа помолчал.— Наташа уезжает.

— Слушай, Серега... — Олег смотрел в землю. — Только ты обижаться не будешь?..

— За что?

— Дай честное слово, что не обидишься.

— Ну, честное слово.

— Так я скажу... Может, и лучше, что Наташа уедет.

— Для кого лучше? — зло спросил Сережа.

— Ты же слово дал... Для тебя лучше. Вся школа смеется. Васька тебя уже женихом прозвал...

— Ваське я еще устрою... А ты... друг называется.— Он обиженно отвернулся от Олега.— А над тобой с Варькой вся школа не смеется?

— Нет. Никто не знает.

— Это тебе только кажется.

— Я же тебе сказал... У нас все кончено. Точка. А у вас и не начиналось.

— У нас это будет совсем иначе,— обиделся Сережа за сравнение Вари Щербатюк с Наташей. Оно показалось ему совсем не подходящим.

— Варька говорит, что иначе не бывает. А она знает.

— Что у вас случилось? — неохотно спросил Сережа.

Ему Варя Щербатюк не нравилась. Прежде всего потому, что, с его точки зрения, она была ужо совсем старухой. На четыре года старше Олега. Закончила школу и уже два года работала на ферме. А главное, она была некрасивой, очень некрасивой — худой, желтолицей, с сиплым голосом. И губы у нее были выпячены вперед.

— Сказала — хватит. Что я еще... ну, это... что еще маленький. Что думает замуж выходить.

— А раньше ты ей не был маленьким?

— Я ее это же самое спросил.

— А она?

— Только смеется. Говорит: «Так ведь это очень просто!»

В школе имени Гены Воронова была своя поговорка. О чем бы ни шла речь, ученики, а за ними и учителя стали прибавлять: «Так ведь это очень просто!» Причем всегда в словах этих сохранялся несколько иронический оттенок. Дело в том, что в школе получила большое распространение книжка под названием «Телевидение? Так ведь это очень просто!», перевод с французского, автор Е. Айсберг. Это была хорошая книжка. Ив библиотеку она почти никогда не возвращалась. Передавали из рук в руки. В ней беседовали и спорили между собой два паренька — Знайка и Незнайка. И в конце концов оказывалось, что в телевидении действительно все можно понять. А раз можно понять, значит, это в самом деле «очень просто».

Но теперь Сережа подумал о том, что поступки людей понять значительно труднее, чем поступки телевизора. Ну, там все эти искажения или пропавший звук... Взять хоть Олега и Варьку Щербатюк.

Олег и Сережа друг от друга ничего не скрывали. Вот почему Сережа знал эту историю во всех подробностях. Весной Варя Щербатюк позвала Олега на ферму. Починить водопроводный кран. Хоть каждому в колхозе было хорошо известно, что Варя, дочь Щербатихи, сама что угодно может починить.

На ферме, в подсобке, она обняла Олега сзади, прижала к себе, потом обернула его лицом, поцеловала в губы и сказала:

— Будешь теперь ко мне ходить. Будешь моим парнем.

Положила его руку себе на грудь и снова поцеловала в губы.

Олег не знал, что и думать.

— А почему?.. — спросил он растерянно.

— Кому я еще нужна? — горько отозвалась Варя.— Ты хоть болтать не будешь. Хвастаться. Ты у нас безответный.

Так все это у Олега внезапно началось и так же теперь внезапно кончилось.

— Нет,— повторил Сережа.— У нас это — совсем Другое.

Он взглянул на часы. До конца перемены оставалось еще четыре минуты. Сережа оставил Олега и быстро, решительно зашагал к школе. Он увидел Наташу в окне школьного коридора на втором этаже. Она улыбнулась и помахала ему рукой. Он взлетел на второй этаж.

— Наташа,— сказал Сережа. — Я хочу тебе... Одну важную вещь...

— Какую? — напряглась Наташа.

— Я хочу, чтоб ты знала... Я тебя люблю. И никогда в жизни никого не буду любить, кроме тебя...

Зазвенел школьный звонок. Тот же самый, что и всегда. На урок. Но для Сережи он возвещал большую перемену. Во всей его жизни. Он сказал Наташе то, что так долго хотел и не решался сказать, и сейчас ему казалось, что все вокруг него переменилось.

С Наташей они в этот день больше не разговаривали, и все равно остро и непрерывно Сережа чувствовал ее присутствие и необходимость в ее присутствии. И он невольно стремился привлечь к себе Наташино внимание. И опять устроил «корриду».

К коровнику примыкал ряд загонов. В одном из них держали телят. После уроков восьмые и девятые классы послали сюда для занятия, которое в школьных отчетах называлось «производственной практикой». А попросту нужно было помочь убрать коровник.

Дела там оказалось на час. И, покончив с ним, школьники собрались вокруг одного из загонов. Пришли туда и доярки. Впрочем, теперь они уже назывались не доярками, а «мастерами машинного доения».

В загоне шла коррида. В роли быка выступал бодливый и шустрый бычок, уже хорошо овладевший правилами боя. В роли матадора — Сережа. В одной руке у него была деревянная шпага, наспех выструганная из палки, а в другой — мулета из кумачовой скатерти, добытой в красном уголке. А в роли комментатора выступал Вася Гавриленко.

Сережа взмахнул мулетой и ловко пропустил бычка сначала справа от себя, а потом слева.

— Дорогие зрители,— провозгласил Вася в рупор, свернутый из какого-то плаката.— Посмотрите на эту блестящую веронику. Теперь ее плавно сменяет полувероника, переходящая в оборот.

Вася в школе заслуженно считался большим знатоком приемов, которыми пользуется матадор, сражаясь с быком.