Любовь и «каннибалы» - [12]

Эйджи видела только блеск нержавеющей стали и белого фарфора, ощущала сильный запах жареной картошки и мяса, но все это вылетело у нее из головы при виде необыкновенно широкоплечего человека во всем белом. Его длинный передник был в пятнах и разводах. Он был чуть выше среднего роста, но в нем чувствовалась недюжинная сила.

Его лицо пылало от кухонного жара и было черным, как китайская тушь. От угольно-темного глаза до массивного подбородка тянулся чудовищный шрам. Его похожие на окорока руки любовно сооружали фирменный сандвич.

— Монти, это Эйджи Гайд, адвокат Майкла.

— Как поживаете? — Его голос был певучим.— Этот малыш моет тарелки как Бог! Разбил всего пять-шесть штук за вечер!

Майкл стоял у громадной двойной мойки, по локоть в мыльной воде. Он обернулся и мрачно поглядел на них.

— Если ты притащил меня сюда посуду мыть, то я это в гробу видал! Можешь сам...

— Не следует так разговаривать в присутствии леди.— Монти поднял секач и с кряканьем разрубил сандвич на две, а потом на четыре части.— Моя мама всегда говорила: ничто так не способствует спасению души, как мытье посуды. Так что помалкивай, парень, и думай о своей душе.

Майкл не полез бы за словом в карман. Он с удовольствием высказал бы все, что он думает об этом гнусном занятии, но... перед ним стоял явно огромной силы человек с секачом в руке. Он что-то пробормотал сквозь зубы. Монти улыбнулся и только тут обратил внимание, что Эйджи во все глаза смотрит на сандвич.

— Не хотите отведать горяченького? Заканчивайте свои дела, и я покормлю вас!

— О, я...— У нее потекли слюнки.— Мне надо поскорее вернуться домой.

— Олаф, когда вы кончите, нужно будет проводить леди. Сейчас слишком поздно, чтобы женщина шла по улицам одна...

— Нет, не нужно...

— Приготовь ей тарелочку кус-куса *(* Блюдо из мяса с овощами.), Монти,— распорядился Олаф, выводя Эйджи на лестницу.— Мы ненадолго!

Эйджи почувствовала себя в ловушке, оказавшись на узкой лестнице плечом к плечу с Олафом. От него пахло морем, догадалась она. Это был соленый, чуть электрический запах зреющего где-то за горизонтом шторма.

— Очень любезно с вашей стороны, Стивенсон, но я не хочу есть и меня не нужно провожать.

— Хотите вы или нет, но еда и провожатый вам обеспечены.— Он обернулся и нечаянно прижал ее к стене. Это легкое прикосновение к ее телу оказалось приятным. Настолько приятным, что он поразился.— Я никогда не спорю с Монти. Мы познакомились с ним лет шесть назад. В баре была небольшая потасовка. Я видел, как он схватил парня кило на восемьдесят и проломил им стенку. Вообще-то Монти самый безобидный человек в мире, но если его разозлить, он может натворить таких дел, что ни в сказке сказать, ни пером описать...— Олаф поднял руку и намотал; на палец ее локон.— У вас волосы мокрые...

Она оттолкнула его руку и попыталась не показать виду, что у нее душа ушла в пятки.

— На улице дождь.

— Ага. Как только вы вошли, я сразу почувствовал его запах. Послушайте, Эйджи, вы должны мне кое-что объяснить. Сегодня вы говорили с братом по-русски?

— По-литовски,— процедила она сквозь зубы.

— По-литовски...— Он задумался.— Я никогда не считал Литву частью Советской России...

Она подняла бровь.

— Я тоже. Но не отложить ли нам эту дискуссию на потом? Я бы хотела взглянуть на вашу квартиру.

— Согласен.— Он начал подниматься по лестнице, снова взяв ее за руку.— Это, конечно, не Бог весть что, но по сравнению с той помойкой, на которой жил Майк... Не знаю, как...— Он внезапно умолк и пожал плечами.— Ладно, что сделано, то сделано.

Эйджи почувствовала, что все только начинается.

3

Хотя это и не доставляло ей ничего, кроме головной боли, Эйджи относилась к своим новым обязанностям серьезно. Она мирилась с неудобствами, бездарной растратой массы свободного времени, с неприветливостью и грубостью Майкла. Но труднее всего ей давалась вынужденная близость к Олафу Стивенсону. Вместе им было тесно, врозь скучно. Необходимость каждый день - видеться с ним угнетала ее.

Он был грубым, нетерпеливым и, как ей казалось, склонным к насилию. Кроме того, его выводило из себя, что на перевоспитание сводного брата приходится тратить кучу денег, времени и сил. В свободное время он, высокий и мускулистый, носил такое старье, которому место было в мусорной корзине. Еще во время первого визита ее неприятно кольнуло, что он все время стремится прикоснуться к ней — к руке, к волосам, к плечу... Она уже сказала однажды, что ей это неприятно.

Он отчаянно флиртовал с посетительницами, но только тогда, когда этого не видела Эйджи. Он не был женат, годами не жил в семье, но бросил море и демобилизовался с флота, как только понадобилось ухаживать за больным отцом.

Вообще-то он ее раздражал. И все же в глубине души она сознавала, что его присутствие возбуждает в ней чувственность. Когда он был рядом, у нее холодело внутри.

Она пыталась успокоиться, твердя себе, что чувственность ей совсем не свойственна. Страстность — да, пожалуй. Это их фамильная черта. Она сказывалась во всем — в работе, в честолюбии, в упрямстве, наконец. Но мужчины никогда не были для нее главным в жизни, хотя она с удовольствием общалась с ними, а со многими поддерживала приятельские отношения.