Любовь и французы - [62]

Шрифт
Интервал

Бюсси сражался под началом принца Конде; ему было тридцать лет, он был вдовцом, имел трех дочерей и солидные долги. Единственным выходом из положения было найти богатую невесту. Едва оправившись от лихорадки, которую он подхватил в каталонской кампании, Бюсси приехал в Париж и остановился в округе Тампль, у своего дяди, Великого Приора Мальтийских рыцарей. Всезнающие соседи осведомили его, что поблизости живет очаровательная молодая вдова — всего семнадцати лет от роду,— к несчастью, bourgeoise, но с огромным приданым в четыреста тысяч луидоров. Бюсси, заинтересовавшийся молодой женщиной, спросил, как он может ее увидеть. Доброжелательный сосед, месье Ае Бокаж, познакомил Бюсси с духовником дамы, который пообещал все устроить — за вознаграждение. Бюсси проявил в этом деле чрезвычайную наивность. Он щедро заплатил священнику и ухитрился поймать взгляд мадам де Мирамион (так звали вдову) в церкви Милосердных Отцов на улице Архивов. Он нашел, что она весьма мила; позднее духовник уверял Бюсси, что дама была без ума от его элегантности. На самом деле она даже не обратила на него внимания, но Бюсси настолько привык к легким победам, что ни на минуту не усомнился в словах святого отца. (Его личный салон был полон портретов женщин, которых он любил; таков был модный аристократический обычай того времени. Каждый портрет был снабжен соответствующей подписью, представлявшей собой краткое суждение о характере дамы и о любовной интриге, вынесенное после прекращения отношений. Например, подпись под портретом маркизы де Бом гласила, что она была «милейшей любовницей во Французском королевстве, а также самой любезной — но, к сожалению, самой неверной!»)

По словам духовника, мадам де Мирамион готова была выйти замуж за маркиза, но семью, которая предпочла бы видеть ее женой какого-нибудь богатого и здравомыслящего bourgeois, было не так легко убедить. Однако все можно устроить, было бы время и были бы... Второй кошелек Бюсси исчез в кармане достойного священнослужителя. Тот сказал, что у него есть план, и Бюс-си доверчиво, ни о чем больше не расспрашивая, оставил все детали на усмотрение священника. В это же время он присоединился к армии на севере и посвятил в свои планы принца. Конде, которого всегда чрезвычайно занимали сердечные дела, ободрил Бюсси.

Вскоре пришло письмо от духовника дамы, не очень ясное, но, по-видимому, намекавшее, что в случае если родственники прекрасной вдовы будут продолжать противиться нежелательному браку, Бюсси следует пойти на решительный шаг. «Я думал,— писал Бюсси много времени спустя,— что она сама хочет быть похищенной». Бюсси обсудил положение дел с принцем Конде, который полностью одобрил идею похищения,— в тот год принц уже дал свое благословение трем похитителям как минимум — месье де Сент-Этьенну, увезшему мадемуазель де Сальнон, сеньору де Шабо, умыкнувшему мадемуазель де Роган, и Колиньи, чьей добычей стала мадемуазель де Бутвиль. Принц предоставил Бюсси специальный отпуск, чтобы тот вернулся в Париж и привез королю весть о победе при Перонне. Конде даже предлагал маркизу свой замок в качестве гнездышка для медового месяца, но Бюсси уже вознамерился увезти невесту в принадлежавший его дяде замок Аоней. Дело пошло вкривь и вкось с первых же шагов. По пути в Париж Бюсси встретил друга, которому он вез письмо от сына, бывшего офицером у Конде. В письме говорилось о победе при Перонне. Новость молниеносно распространилась, и, когда Бюсси на следующий день предстал перед кардиналом Мазари-ни, ему ледяным тоном объявили, что привезенную им новость еще накануне вечером знал весь Париж. Бюсси не повезло, но тут ничего нельзя было поделать, и маркиз занялся организацией похищения. Духовник мадам де Мирамион, сообщив маркизу, что та собирается предпринять паломничество в Мон-Валерьен, и получив третий — и последний — кошелек золота, исчез, и более его никто и никогда не видел. Он больше не был духовником прекрасной вдовы — она отказалась от его услуг, не желая терпеть неподобающие священнику заигрывания,— но Бюсси об этом было неизвестно.

Седьмого августа набожная мадам де Мирамион вместе со своей свекровью, дамой-компаньонкой и дворянином, вызвавшимся их сопровождать, уселись в карету. Когда они доехали до моста Сен-Клу, выскочившие из-за стены люди Бюсси схватили вожжи и заставили лошадей свернуть к Булонскому лесу, который в те дни кишел разбойниками, так что через него никто не осмеливался проезжать иначе как с многочисленным эскортом. Свекровь пыталась напасть на солдат и, высунув голову из окна кареты и отчаянно крича: «Я — мадам де Мирамион! Я — мадам де Мирамион! Предупредите мою семью!» — бросала изумленным крестьянам на дороге пригоршни монет. «Вздор! — смеялись солдаты, чтобы успокоить толпу.— Она сумасшедшая, мы везем ее в больницу по распоряжению его величества». Несомненно, бедная старушка, растрепанная и растерзанная, и в самом деле могла показаться сумасшедшей.

Когда они остановились в лесу, чтобы поменять лошадей, молодая вдова попыталась скрыться, но ее вскоре вернули. «Она казалась очень растерянной»,— замечал младший брат маркиза, мальтийский рыцарь Ги де Рабютен. До этого он верил, что похищение было предпринято с предварительного согласия вдовы, однако теперь у него стали возникать подозрения. «Это все из-за старухи,— весело отвечал ему старший брат.— Если бы не она, все бы пошло как по маслу». Он был так в этом уверен, что немного погодя бесцеремонно высадил старую даму из кареты вместе с ее спутником и компаньонкой, бросив их где-то в полях. Мадам де Мирамион-младшая одна продолжала это хаотическое путешествие. К вечеру лошади замедлили бег, и вдова, к ужасу своему, увидела, что они подъехали к мрачному замку, обнесенному стеной с бойницами. Подъемный мост опустился, скрежеща цепями,— ее карета медленно проехала под аркой и оказалась во внутреннем дворе. Дверца открылась, и молодой мальтийский рыцарь вежливо пригласил даму выйти. Она гордо отказалась и спросила, не он ли ее похититель. Рыцарь не поверил своим ушам. «Но, мадам,— возразил он,— я выполняю распоряжения моего брата, графа де Бюсси-Рабютена; я повинуюсь ему только потому, что мне дали понять, что вы принимали участие в подготовке этого предприятия».— «Я?! — воскликнула мадам де Мирамион.— Но я знаю графа не лучше, чем вас. А что до моего согласия —нет ничего, что бы менее походило на правду». Рыцарь, осознав, что произошла какая-то ужасная ошибка, обещал даме свое покровительство, и она наконец согласилась выйти из кареты и пройти в замок. Ее провели в комнату, и вдова, увидев на столе два пистолета, немедленно схватила один из них, чтобы защитить себя, если в этом возникнет необходимость.


Еще от автора Нина Эптон
Любовь и испанцы

Российскому читателю предоставляется уникальная возможность познакомиться с серией книг Нины Эптон — английского литератора, искусствоведа, путешественницы,— посвященных любви во всех ее проявлениях и описывающих историю развития главнейшего из человеческих переживаний у трех различных народов — англичан, французов и испанцев — со времен средневековья до наших дней. Написанные ярким, живым языком, исполненные тонкого юмора и изобилующие занимательными сведениями из литературы и истории, эти книги несомненно доставят читателю много приятных минут.


Рекомендуем почитать
Чеченский народ в Российской империи. Адаптационный период

В представленной монографии рассматривается история национальной политики самодержавия в конце XIX столетия. Изучается система государственных учреждений империи, занимающихся управлением окраинами, методы и формы управления, система гражданских и военных властей, задействованных в управлении чеченским народом. Особенности национальной политики самодержавия исследуются на широком общеисторическом фоне с учетом факторов поствоенной идеологии, внешнеполитической коньюктуры и стремления коренного населения Кавказа к национальному самовыражению в условиях этнического многообразия империи и рыночной модернизации страны. Книга предназначена для широкого круга читателей.


Укрощение повседневности: нормы и практики Нового времени

Одну из самых ярких метафор формирования современного западного общества предложил классик социологии Норберт Элиас: он писал об «укрощении» дворянства королевским двором – институцией, сформировавшей сложную систему социальной кодификации, включая определенную манеру поведения. Благодаря дрессуре, которой подвергался европейский человек Нового времени, хорошие манеры впоследствии стали восприниматься как нечто естественное. Метафора Элиаса всплывает всякий раз, когда речь заходит о текстах, в которых фиксируются нормативные модели поведения, будь то учебники хороших манер или книги о домоводстве: все они представляют собой попытку укротить обыденную жизнь, унифицировать и систематизировать часто не связанные друг с другом практики.


Нестандарт. Забытые эксперименты в советской культуре

Академический консенсус гласит, что внедренный в 1930-е годы соцреализм свел на нет те смелые формальные эксперименты, которые отличали советскую авангардную эстетику. Представленный сборник предлагает усложнить, скорректировать или, возможно, даже переписать этот главенствующий нарратив с помощью своего рода археологических изысканий в сферах музыки, кинематографа, театра и литературы. Вместо того чтобы сосредотачиваться на господствующих тенденциях, авторы книги обращаются к работе малоизвестных аутсайдеров, творчество которых умышленно или по воле случая отклонялось от доминантного художественного метода.


Киномысль русского зарубежья (1918–1931)

Культура русского зарубежья начала XX века – особый феномен, порожденный исключительными историческими обстоятельствами и  до сих пор недостаточно изученный. В  частности, одна из частей его наследия – киномысль эмиграции – плохо знакома современному читателю из-за труднодоступности многих эмигрантских периодических изданий 1920-х годов. Сборник, составленный известным историком кино Рашитом Янгировым, призван заполнить лакуну и ввести это культурное явление в контекст актуальной гуманитарной науки. В книгу вошли публикации русских кинокритиков, писателей, актеров, философов, музы кантов и художников 1918-1930 годов с размышлениями о специфике киноискусства, его социальной роли и перспективах, о мировом, советском и эмигрантском кино.


Ренуар

Книга рассказывает о знаменитом французском художнике-импрессионисте Огюсте Ренуаре (1841–1919). Она написана современником живописца, близко знавшим его в течение двух десятилетий. Торговец картинами, коллекционер, тонкий ценитель искусства, Амбруаз Воллар (1865–1939) в своих мемуарах о Ренуаре использовал форму записи непосредственных впечатлений от встреч и разговоров с ним. Перед читателем предстает живой образ художника, с его взглядами на искусство, литературу, политику, поражающими своей глубиной, остроумием, а подчас и парадоксальностью. Книга богато иллюстрирована. Рассчитана на широкий круг читателей.


Валькирии. Женщины в мире викингов

Валькирии… Загадочные существа скандинавской культуры. Мифы викингов о них пытаются возвысить трагедию войны – сделать боль и страдание героическими подвигами. Переплетение реалий земного и загробного мира, древние легенды, сила духа прекрасных воительниц и их личные истории не одно столетие заставляют ученых задуматься о том, кто же такие валькирии и существовали они на самом деле? Опираясь на новейшие исторические, археологические свидетельства и древние захватывающие тексты, автор пытается примирить легенды о чудовищных матерях и ужасающих девах-воительницах с повседневной жизнью этих женщин, показывая их в детские, юные, зрелые годы и на пороге смерти. Джоанна Катрин Фридриксдоттир училась в университетах Рейкьявика и Брайтона, прежде чем получить докторскую степень по средневековой литературе в Оксфордском университете в 2010 году.