Любовь и фантазия - [82]
На корабль она поднимется смертельно больной. В пути она спит на палубе, и ее захлестывают волны разбушевавшегося моря. Высадившись в Марселе, Полина так и не сможет оправиться. Она будет лежать при смерти у друзей в Лионе, когда приедет ее старший сын, увенчанный школьными наградами, она уже не придет в сознание. Алжир она покинула в бреду… Страна наша стала для нее могилой; ее истинные наследницы Шерифа с дерева, Лла Зохра, блуждающая по деревенским пожарищам, хор нынешних безымянных вдов могли бы в ее честь испустить свой древний торжествующий клич, эту звучную, судорожную трель!
В течение четырех месяцев алжирского путешествия Полина написала множество писем своим друзьям по борьбе, родным и близким.
Я познакомилась с этой женщиной по ее переписке, и теперь нас сплели с ней такие прочные узы, замешенные на французской речи, что нам не разомкнуть объятий. Снова и снова я перечитываю ее письма, отправленные из Алжира; одна фраза особенно меня поразила, это, можно сказать, свиток любви, вобравший в себя жизнь Полины.
«В Кабилии, пишет она в июле 1852 года, я видела женщин, похожих на вьючную скотину, и одалисок из гаремов богачей. Вместе с первыми я спала на голой земле, а вместе со вторыми купалась в золоте и шелке…»
Ласковые слова женщины, предвестники будущего: они сияют перед моим взором, обещая мне скорое освобождение.
В том же октябре 1852 года, когда Полина Роллан, умирая, покидает Бон, Эжен Фромантен только приезжает в эту страну, которую двадцать два года непрестанной войны наконец сломили. Он является туда, изысканный турист, мирный аристократ, имеющий определенную склонность к охоте и краскам осени.
Время кровавых столкновений, преследований и охотничьего азарта подходит к концу. Кабилия и Юг остались непокоренными, и Фромантен не отваживается заглянуть туда вглубь. Зато природа севера, которую он старательно запечатлевает на своих полотнах, разгуливая там, внимательно приглядываясь и прислушиваясь, изобилует дичью, которую длительные облавы, должно быть, порядком распугали. Люди, такие приветливые и с виду довольно безобидные, передвигаются словно тени, как бы напоминая о неком забытом церемониале… Несмотря на поражение, жизнь пытается взять свое, и эти полумертвые люди порабощенного края, где восстания следуют в четко заданном ритме, вспоминают о битвах, но делают вид, будто спят, грезят на солнышке, покуривая гашиш.
Наступает затишье, хотя растительность еще не та, которой завладеют впоследствии колоны, чьи поденщики будут топтаться в пыли. Несмотря на минувшие потрясения, пейзажи открываются взору во всей своей первозданной чистоте, на севере они поражают едва уловимыми оттенками, на юге надменно-величавыми контрастами.
Но более всего Фромантена радует освещение, и он пытается передать его нам. Предки наши, осиянные этим светом, становятся в глазах поклонника серых тонов, любителя охотничьих сцен печальниками, разделяющими его меланхолию.
Описывая свое пребывание в Алжире, Эжен Фромантен называет одно из повествований — «Хроника утрат». Ибо в сахеле моих детских лет он отыскивает сад, где все говорит об утратах.
Друг мой, я умираю!
Это был последний вздох Хауи, молодой женщины, приехавшей вместе со своей подругой, танцовщицей из Блиды, на конное празднество, именуемое «фантазия», устроенное племенем хаджутов прекрасным осенним днем: отвергнутый влюбленный сбил Хаую на всем скаку. Лошадь нанесла ей копытом смертельный удар в лицо, всадник-убийца исчезает за горизонтом, по ту сторону горного хребта Музайа, а она, умирая, тяжко страдает весь вечер. Об этом зловещем празднике нам рассказал Фромантен.
Неужели и в самом деле нельзя вспомнить на этой земле ни одной любовной истории, которая не кончилась бы трагически? Неистовая любовь хаджутского воина, которого покинула Хауя и которую он убил… И еще одна любовь, но о ней можно только догадываться, это любовь друга французского художника к таинственной мавританке, выразившаяся и в буйных красках ее костюмов, и в ее неясном шепоте, похожем на птичье щебетанье… Это первый на французском языке художественный образ алжирки, праздно разгуливающий и делающей вид, будто она не понимает, что нарушает установленный порядок…
Хауя, должно быть, родилась на год раньше, а может, на год позже взятия города. Она выросла, питаясь слухами о битвах, о засадах, о хитроумных ловушках, которые расставляло французам грозное племя хаджутов; через пять лет после разгрома Абд аль-Кадира хаджуты, понесшие большие потери, перебиваются с трудом, медленно агонизируя. Вот в чем истинный смысл трагедии, разыгравшейся во время той «фантазии», которую воскрешает Фромантен: победные жесты, несущиеся галопом кони, залитые солнцем фигуры всадников никого уже не могут обмануть…
Прошлой весной Хауя, не таясь от зорких глаз жителей соседнего селения, принимала у себя французского друга. Человек этот, бродивший по пыльным, безлюдным дорогам, обожал сумерки. Окрестные поля с тускнеющими небесами, с редкими породами птиц, которым грозит неминуемая гибель, с уныло тянущимися верблюдами пустеют на глазах… Хаджуты, верные соратники эмира, «бандиты», которые не оставляли в покое захватчиков города, видят, как исчезает их народ; так через двадцать лет исчезнет и великолепное озеро Халлула с его несметными стаями птичьего племени.
В предлагаемый советскому читателю сборник включены романы «Жажда», «Нетерпеливые», «Любовь и фантазия», принадлежащие перу крупнейшего алжирского прозаика Ассии Джебар, одной из первых женщин-писательниц Северной Африки, автора прозаических, драматургических и публицистических произведений.Романы Ассии Джебар объединены одной темой — положение женщины в мусульманском обществе, — которая для большинства писателей- арабов традиционно считалась «закрытой».
В предлагаемый советскому читателю сборник включены романы «Жажда», «Нетерпеливые», «Любовь и фантазия», принадлежащие перу крупнейшего алжирского прозаика Ассии Джебар, одной из первых женщин-писательниц Северной Африки, автора прозаических, драматургических и публицистических произведений.Романы Ассии Джебар объединены одной темой — положение женщины в мусульманском обществе, — которая для большинства писателей — арабов традиционно считалась «закрытой».
Второй роман о Веронике. Первый — «Судовая роль, или Путешествие Вероники».
«23 рассказа» — это срез творчества Дмитрия Витера, результирующий сборник за десять лет с лучшими его рассказами. Внутри, под этой обложкой, живут люди и роботы, артисты и животные, дети и фанатики. Магия автора ведет нас в чудесные, порой опасные, иногда даже смертельно опасные, нереальные — но в то же время близкие нам миры.Откройте книгу. Попробуйте на вкус двадцать три мира Дмитрия Витера — ведь среди них есть блюда, достойные самых привередливых гурманов!
Рассказ о людях, живших в Китае во времена культурной революции, и об их детях, среди которых оказались и студенты, вышедшие в 1989 году с протестами на площадь Тяньаньмэнь. В центре повествования две молодые женщины Мари Цзян и Ай Мин. Мари уже много лет живет в Ванкувере и пытается воссоздать историю семьи. Вместе с ней читатель узнает, что выпало на долю ее отца, талантливого пианиста Цзян Кая, отца Ай Мин Воробушка и юной скрипачки Чжу Ли, и как их судьбы отразились на жизни следующего поколения.
Генерал-лейтенант Александр Александрович Боровский зачитал приказ командующего Добровольческой армии генерала от инфантерии Лавра Георгиевича Корнилова, который гласил, что прапорщик де Боде украл петуха, то есть совершил акт мародёрства, прапорщика отдать под суд, суду разобраться с данным делом и сурово наказать виновного, о выполнении — доложить.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.