Любовь и другие виды спорта - [21]

виновата.

После чего в трубке раздалось то ли хныканье, то ли сдавленный смешок. Она что, смеется там надо мной?

— Джек, я всего лишь женщина, и далеко не идеальная женщина. Да, я причинила тебе боль, но нельзя же быть таким жестоким и требовать от меня абсолютного совершенства.

Я вдруг ощутил вселенскую усталость и без сил опустился в кресло.

— Я уже давно собиралась тебе позвонить, но все откладывала, боялась. Что тут удивительного. А когда сегодня увидела тебя в метро…

Еще одна порция хныканья-смеха.

— После всего, что было, после нашей близости, Джек, неужели мы не можем просто встретиться? Выпить? Поговорить?

Глава восьмая

— Так как вы проводите свободное время?

Вот первое, что я от нее услышал.

Мы с приятелями сидели в баре известного ресторана на Двадцатой улице, возле Грамерси-парка[9]. Я что-то рассказывал, когда один из парней вдруг расплылся в широченной улыбке, приветственно замахал рукой и вскочил.

Подвалив к компании из трех человек, выходившей из ресторана, он дружески пожал руку мужчине и поцеловал в щечку его спутницу. Третьей была Ким. Ни мой приятель, ни я с ней прежде не встречались, так что наша встреча стала той самой роковой случайностью, которая изменила всю мою жизнь.

Сказать, что Ким мне приглянулась, все равно что назвать Эверест холмом. Высокая и стройная, с волосами какого-то необычного, шоколадного оттенка, мягко спадающими ниже обнаженных плеч, в облегающем черном вечернем платье, с ниткой жемчуга она выглядела просто умопомрачительно. Темные глаза блестели, а правильной формы губы словно налились вишневым соком. Судя по безупречной оливковой коже, ее предки были французами или греками. Позже выяснилось, что они итальянцы. Ким стояла позади своих друзей, будто позируя. Я пожирал глазами гладкую струящуюся ткань ее платья, плотно облегающую соблазнительные бедра; руку, не то застенчиво, не то лукаво спрятанную за спину, и другую, непринужденно сжимающую маленькую модную сумочку. Да, красавице не откажешь в чувстве собственного достоинства и уверенности в своей неотразимости.

Ким казалась элегантной и одновременно дикой, даже вульгарной. Она обвела зал медленным взглядом хищника, и я потерял почву под ногами. Настоящая роковая красотка. На такую просто невозможно было не запасть, и плевать на последствия.

Нас представили. Не произнеся ни слова, Ким небрежно и в то же время интимно коснулась моей ладони.

Вместо того чтобы познакомиться поближе, мы молча стояли и ждали, когда наши друзья наконец наговорятся. Минута утекала за минутой, а мы все молчали. Ситуация становилась все более странной. Я нервно переминался с ноги на ногу, сунув руки в карманы и с трудом сдерживаясь, чтобы не пожирать Ким взглядом. Ким же чувствовала себя вполне непринужденно, она лишь изредка поглядывала то на меня, то на друзей, да порой ее губы подрагивали в едва заметной улыбке. Кажется, ее забавляли и мое стеснение, и явная неспособность выдавить хоть слово. Пару раз ее взгляд задержался на мне, она словно присматривалась — как голодная львица присматривается к жертве. Несколько месяцев спустя Ким призналась, что всего-навсего пыталась представить меня без одежды. Если бы я заподозрил это тогда, то непременно бы грохнулся в обморок — от возбуждения. Или как-то иначе осрамился.

В какой-то момент я понял, что если немедленно не заговорю, то перестану себя уважать. Я шагнул к ней и выпалил:

— Вы живете в Нью-Йорке?

Ким кивнула, и губы ее изогнулись в улыбке более отчетливой, а если уж быть до конца честным, то не в улыбке даже, а в ухмылке — Ким вполне адекватно отнеслась к моей жалкой попытке завести светскую беседу, и мой интеллект ее отнюдь не сразил наповал. Пока я переживал свой провал, она вдруг приблизилась ко мне почти вплотную и негромко спросила:

— Так как вы проводите свободное время?

У меня было полное ощущение, будто я влил в себя стакан неразбавленного скотча.

Вопрос был не просто странный, он противоречил всем приличиям. Вместо того чтобы светски поинтересоваться, чем вы, мол, занимаетесь, Ким с ходу решила выяснить, как у меня обстоят дела с личной жизнью. Господи, да надо быть глухим и слепым, чтобы не уловить сексуального подтекста в ее словах. Эта красавица явно поднаторела в провокационных вопросах, подумал я, открыл рот и тут же закрыл, так и не сумев выдавить ни звука. А Ким безмятежно разглядывала меня своими бездонными темными глазами и ждала.

Будь я умнее, находчивее и остроумнее — иными словами, будь я Хамфри Богартом, — я бы выдержал паузу, глядя глаза в глаза, и выдал какую-нибудь шокирующую реплику, что-то вроде: «Обожаю приковывать красивых женщин к кровати и вылизывать их с ног до головы, не пропуская ни дюйма». Увы, подобная находчивость не входит в число моих достоинств. Вместо этого я хрипло откашлялся и просипел:

— Ну, в общем, кино люблю. И музыку… Живую музыку, — добавил я в жалкой надежде произвести впечатление человека утонченного. — В центре иногда бываю, джаз слушаю. Блюз тоже.

И я заткнулся, чувствуя себя даже не дебилом, а гораздо хуже. В насмешливом взгляде Ким отчетливо читалось: «Ты упустил свой шанс, парень. Свободен».