Любовь и другие виды спорта - [20]

Капли пота продолжали скатываться по спине, но худшее уже позади. Пока доберусь до своей станции, приду в норму.

Но стоило мне немного успокоиться, как произошла катастрофа. Нокаут, контрольный выстрел в голову. Едва поезд тронулся, как рядом раздалось:

— Джек?

Я отклеил взгляд от газеты, повернул голову и онемел от ужаса. Через два человека от меня радостно скалилась Ким. Я честно попытался скрыть свои эмоции, однако, боюсь, ничего не вышло.

— Здравствуй, Ким, — вежливо произнес я и снова уткнулся в газету.

Но не тут-то было. Мой сухой тон ее не обескуражил. Ким бесцеремонно растолкала пассажиров, не обращая ни малейшего внимания на их возмущенные возгласы, и протиснулась ко мне.

— Как дела? — проворковала она с фальшивой заботливостью.

И я не выдержал. Это же Ким, совсем рядом, в полушаге. Ким с ее стройным, подтянутым телом, смуглым лицом, независимым и дерзким характером. И главное, с ее неповторимым запахом, сочетающим дорогие духи и ее собственный аромат. Этот запах всегда действовал на меня безотказно. Он казался одновременно простым и сложным, призывным и остужающим, грубым и утонченным. Выяснилось, что я прекрасно помню этот восхитительный, пленительный и сладострастный аромат, хотя и не отдавал себе в этом отчета. В тот же миг, как по мановению волшебной палочки, я перенесся в прошлое, погрузившись в забытое уже состояние тихого восторга. Я вдруг почувствовал головокружение и слабость в ногах. Мое любимое место в центре вагона превратилось в камеру пыток, и ни единого шанса для бегства. Покрепче ухватившись за поручень, я попытался прийти в себя и смог наконец выдавить:

— Как ты очутилась на этой ветке?

Ким живет на Риверсайд-драйв, в четырех кварталах к западу, ближе к Второй и Третьей линиям.

— Да так, дела в Коламбусе.

Или в чьей-нибудь квартире, зло подумал я. И тут же одернул себя: какое тебе дело до ее личной жизни.

— У меня все в порядке. А у тебя?

— Более или менее.

Она вздохнула и для пущего эффекта потупила глаза. Знаем мы, к чему этот трагизм — ждет, что пущусь в расспросы. Не дождется. Я кивнул и снова вернулся к газете.

— Я так рада тебя видеть, — прощебетала она, мгновенно меняя тактику.

— Боюсь, не могу сказать того же.

И снова тихий вздох, само раскаяние и сожаление. Ким прильнула ко мне:

— Джек, прости. Мне очень, очень жаль, что так получилось.

— Мне тоже.

— Это было глупо.

— Согласен.

— И ужасно нечестно.

— Да уж.

— Меня будто загнали в угол.

— Ким, о чем это ты?

— Ты слишком сильно меня любил.

Я отказывался верить своим ушам. Вот это да! Я слишком… Нет, это заявление слишком наглое, слишком возмутительное — даже для Ким. Наверное, я ослышался. Но, оторвавшись от газеты, я наткнулся на невинный и невозмутимый взгляд. Она все-таки сказала то, что сказала. И, судя по всему, искренне в это верила. Моя растерянность сменилась изумлением. Несколько секунд я пялился на нее, не в силах вымолвить ни слова. Подобное бесстыдство просто восхищало.

— Я любил слишком сильно? — переспросил я.

Она с готовностью кивнула.

— Так, значит, это я во всем виноват? — Нарастающий гнев помог мне выйти из ступора. — Я виноват, что ты переспала с клиентом за три недели до нашей свадьбы?

Ким переменилась в лице, ее глаза нервно забегали — не услышал ли кто последней фразы. Я ухмыльнулся, помотал головой и снова принялся за газету.

— Мне стало трудно дышать, понимаешь? — зашептала она, снова прижимаясь ко мне. — Рассел — не более чем глупая попытка вернуть свободу и независимость.

— Ким, отстань.

— Я была так несчастна. Мне хотелось свободы.

— Теперь у тебя предостаточно свободы, так что можешь прыгать от счастья.

— Я не прыгаю от счастья. Вовсе нет. По правде, мне грустно, ужасно грустно.

— Мне очень жаль.

— Я скучаю по тебе, Джек.

Я усмехнулся.

— Может, попробуем все сначала?

Я растерянно уставился на нее. Опять этот невинный, доверчивый взгляд.

— Ты в своем уме? — полюбопытствовал я.

— Была в своем, — вздохнула Ким. — Но больше нет.

После чего, будто по сценарию, ее взгляд затуманился слезами, губы задрожали. Того и гляди расплачется.

— Почему мы не можем начать заново?

Совершенно взбешенный, я отвернулся. Прямо передо мной сидела чернокожая толстуха. Ее безразличный, намеренно бессмысленный взгляд ясно говорил, что она не упустила ни единого слова. Нет, ну что за скотство! Сидит тут и нагло подслушивает. Меня словно помоями облили. Чтобы хоть как-то компенсировать моральный ущерб, я свирепо уставился на толстуху. Поразительно, но эта баба и не подумала отвести взгляд. Несколько секунд мы смотрели глаза в глаза, потом она едва заметно подмигнула и медленно покачала головой: мол, не поддавайся, парень.

Поезд тормозил, приближаясь к станции. Неожиданный толчок вывел меня из транса. Двери вагона распахнулись, я глянул вверх — «Рокфеллер-центр», моя станция. Быстро повернувшись к Ким, я пробормотал «извини» и начал торопливо протискиваться к выходу.

* * *

В моем кабинете надрывался телефон. Швырнув портфель в угол, я потянулся через стол и схватил трубку.

— Может, ты все-таки передумаешь? Ну пожалуйста?

Запасы удивления я на сегодня исчерпал.

— Ким…

— Послушай, — перебила она умоляюще. — Я знаю, что не имею никакого права, но… Джек, я же не могу без конца извиняться. Ну хочешь, я снова извинюсь? Прости меня, пожалуйста, я очень, очень, очень, я