Любовь и другие мысленные эксперименты - [9]

— Молодец, Артур. А вон и мамуля, смотри.

Чашка развернулась, и Артур с Элизой помахали Рейчел, которая, улыбаясь, стояла у ограды.

— Так быстро!

Рейчел скрылась из поля зрения, и Артур снова занялся рулем. Элиза перевела взгляд на соседнюю чашку и увидела, что в ней в одиночестве кружится дезинсектор. Детей рядом с ним не было. И возле аттракциона его, похоже, никто не ждал.

— Артур, погоди-ка минутку. — Она попыталась остановить чашку, но та все вертелась и вертелась, и вскоре они снова увидели Рейчел — та шла прочь от ограды.

— Еще! — закричал Артур. — Быстрее, быстрее.

Ни Рейчел, ни того мужчины больше не было видно. Элиза опустилась на сиденье и задумалась. Мистер Каргин, их бывший сосед, человек, из-за чьего скверного нрава они не решились обратиться к нему за помощью и вывести насекомых, проводил отпуск там же, где и они. Что бы это значило? Элиза ухватилась за край гигантской голубой чашки, к горлу подкатила тошнота. Да ничего это не значило. Что с ней такое? Подумаешь, совпадение. Такому только мать Рейчел значение придает. И все равно рот наполнился слюной, а плечи задрожали, несмотря на то что осень в Париже стояла теплая. Прошло больше четырех лет с той ночи, когда Рейчел в глаз заполз муравей, и вот они тут, отмечают день рождения Артура — и всему положил начало тот случай.

Она взглянула на сына. Мальчик изо всех сил вцепился в руль. Неужели он обязан своей жизнью муравью? Элиза посмотрела на его крошечные порозовевшие от напряжения ручки. Они были связаны навеки — Артур и муравей. Она зажмурилась и тут же увидела его. Муравей теперь жил не только в голове у Рейчел, но и у нее тоже. И у всех остальных, кто был в курсе их истории, подумала она. Стоит лишь рассказать ее кому-то — и ему от муравья уже не избавиться.

Карусель замедлила ход, и Артур закричал:

— Еще!

— Давай попозже. — Элиза толкнула дверцу и, стараясь не потерять равновесия, выбралась наружу. — Меня немного укачало. А тебя нет?

— Мы ездили по кругу. — Они двинулись к выходу, Артура шатало из стороны в сторону. — По кругу, по кругу, по кругу…

— Артур, пожалуйста, хватит. — Она оглянулась на соседнюю чашку, но там уже было пусто, мистер Каргин исчез.

— А где мамуля?

Элиза кивнула в сторону скамейки, где они оставили Рейчел. Та сидела, сгорбившись и подпирая кулаком голову. Артур вырвал руку у Элизы и кинулся к ней.

— Мамуля, я вертел нас в чашке!

— Я видела. — Рейчел раскинула руки навстречу сыну. — Ты такой умный.

Мальчик вывернулся из ее объятий, влез с ногами на скамейку и принялся увлеченно наблюдать за жизнью парка. Рейчел перевела дух, заправила отросшие волосы за ухо и улыбнулась Элизе:

— Привет.

— И тебе привет. — Элиза взяла лицо жены в ладони, приподняла подбородок и заглянула ей в глаза. На роговице по-прежнему виднелась появившаяся четыре года назад красная точка, а за белком вдруг мелькнула крошечная тень. Элиза моргнула, и тень исчезла.

Она не отняла рук от лица Рейчел. Так они и сидели. По небу бежали облака, рядом топотал их маленький сын.

— Это не больно, — сказала Рейчел. — Совсем не больно.

2 Переломный момент

Дилемма заключенного

В эксперименте описываются двое узников, заключенных в одиночных камерах. Им предлагают более комфортные условия в обмен на согласие предать друг друга. Было доказано, что в краткосрочной перспективе одному заключенному выгоднее выдать другого, однако если известно, что им предстоит взаимодействовать на протяжении долгого времени, то они достигают большего успеха, действуя в интересах друг друга.

Если люди отказываются верить в простоту математики, то это только потому, что они не понимают всей сложности жизни.

Джон фон Нейман. Из выступления на заседании Ассоциации вычислительной техники в 1947 г.

I Сотрудничество

Все звали его Ал. Родители были не против. Сами видели, что сын их — мальчик популярный и с каждым может найти общий язык: с ровесниками и стариками, с пацанами и девчонками, с греками, турками и даже британцами. Недоволен был только дедушка. Но Али это не трогало. Просто у baabanne[3] был дурной характер.

— От него и молоко скиснет, — говорила Али мама. — Не обращай внимания.

Али привык относиться к дедушке как к одной из коз, которых ему приходилось пасти, — милый, конечно, но лучше от него держаться подальше. Родители его владели гостевым домом чуть севернее Ларнаки, а заниматься козами поручали детям. До и после уроков Али с сестрой гоняли их по пастбищу, а к вечеру приводили домой. Летом детей еще посылали собирать апельсины или белить стены. А в свободные дни Али хвостом таскался за Костасом. Тот был мастером на все руки, все мог починить — и духовку, и машину, и люстру, и пылесос. Али нравилось наблюдать, как сломанные вещи оживают в его руках при помощи обычного мотка провода или банки лака.

Летом, покончив с домашними делами, Али всегда отправлялся с друзьями на пляж. Надевал футболку, натягивал шорты поверх плавок, утаскивал из кухни холодный börek[4] и стремглав бросался к двери, надеясь, что сестра за ним не поспеет.

— И сестру с собой возьми. — Мать словно обладала особым чутьем: в любое время суток точно могла сказать, где находятся ее дети. — Ханифе, ступай с братом.