Любовь и честь - [73]

– А если и так, вы нам поможете? – с надеждой спросил Пирс.

Роэз пристально поглядела на него, подняв лампу повыше, чтобы она осветила не только лицо Пирса, но и ее тоже. По ее глазам, по выражению лица он видел, какая происходит в ней внутренняя борьба, и понял, когда она приняла для себя смертельно опасное решение. Роэз с трудом вздохнула, сжала губы и кивнула.

– Было время, когда я была искренне предана Рэдалфу, – начала свой рассказ Роэз. – Я была так воспитана, что должна полностью подчиняться мужчине, который будет моим мужем. И верила, что если смогу стать такой женой, какую хочет Рэдалф, он меня полюбит. Я думала, что, если подарю ему сына, он привяжется ко мне и будет по-доброму обращаться со мной. Поэтому я позволяла ему подвергать меня таким унижениям в интимной жизни, какие не в состоянии описать. Теперь же я знаю, что муж никогда меня не полюбит… Нет, даже если я рожу ему десяток сыновей. Рэдалф не знает, что такое любить.

– Мне жаль, что вы так несчастны, – сказал Пирс. Совесть мучила его, что он пользуется ею для получения нужных ему сведений и соблазняет изменить мужу. Если Рэдалф узнает, что она делает, Роэз может расстаться с жизнью…

– Мужчины часто недобры со своими женами, – продолжала Роэз. – В этом нет ничего удивительного. Но даже самый безжалостный человек привязан к своим детям. Рэдалф был зверски жесток к Джоанне. Она не заслужила, чтобы ее заточили в этой полутемной комнате в башне и чтобы так бессмысленно и бесплодно проходили ее жизнь и молодость. Скорее ради Джоанны, а не ради себя я помогу вам, сэр Пирс. С чего мне начать?

– Не говорить Джоанне, что мы здесь.

– Не говорить? Но я должна! Подумайте, какую надежду в ней пробудит эта радостная весть! Знать, что существует на свете кто-то, пытающийся ее спасти.

– Именно поэтому вы и не должны ей ничего говорить, – отвечал Пирс. – Дайте ей хотя бы луч надежды, и она станет выглядеть счастливей и разговаривать уверенней. А перемена в настроении выдаст ее. И нас. Кого она видит каждый день?

– Меня, Лиз и Бэрда, – ответила Роэз. – Рэдалфа, когда он здесь. И конечно, своего сына. В хорошую погоду ей разрешается гулять на крепостной стене в течение часа, пока в большом зале проходит полуденная трапеза. Так что стражники, стоящие на часах, видят ее, хотя она никогда ни с кем не разговаривает.

– Она выходит из своей комнаты? – обрадовался Пирс.

– Когда большинство обитателей замка находятся в главном зале, – сказала Роэз, но ее последующие слова разбили надежду Пирса на возможно легкое и скорое освобождение Джоанны. – Нас в Бэннингфорде редко посещают гости, но когда это происходит, Рэдалф запрещает Джоанне покидать свою комнату. Да я и не думаю, что цепной пес Бэрд позволит ей выходить, пока вы здесь.

– Значит, нам надо искать другой путь, чтобы Элан смог добраться до нее.

– Только не по лестнице, – предупредила Роэз.

– Знаю. Мы видели стражника, охраняющего вход к ней. Конечно, его можно убрать, но он скорее всего поднимет тревогу. Тогда на нас накинется вся стража замка, а Джоанна так и останется в заточении.

– Ее дверь закрыта на замок и тяжелый деревянный засов, – сообщила Роэз. – Был бы сэр Элан птицей, он мог бы влететь к своей любви в окно. Оно достаточно широкое, чтобы в него мог пролезть человек. Сэр Пирс, теперь я должна вас покинуть. Я слишком долго отсутствовала, а если коварная Лиз заподозрит что-то неладное, она тут же доложит Бэрду. Я могу справиться с подозрениями Лиз, но Бэрда – это дикое животное – я боюсь.

Пирса вдруг озарило, что Роэз так же нуждается в спасении, как Джоанна, но вслух этого не сказал. Однако он сделал другое, нечто совершенно непростительное, и вовсе не только для того, чтобы побудить Роэз помочь им с Эланом. Он взял ее лицо в ладони и, склонив голову, снова поцеловал. Очень нежно и осторожно… Это был долгий томительный поцелуй.

– Тогда идите, – прошептал он. – Я не хочу навлекать на вас гнев приспешников Рэдалфа. Мы еще поговорим, Роэз.

– Я сделаю все, что только смогу, – сказала она, и глаза ее светились мягким светом. Затем она исчезла вместе с ворвавшейся струей холодного ночного воздуха, а Пирс стоял и смотрел ей вслед.

– Это твоя вина, Йоланда, – прошептал он. – Ты научила меня откликаться на зов доброго и любящего сердца. Но я почему-то уверен: ты не укоряла бы меня за то, что я поцеловал Роэз, стараясь уберечь от гнева Рэдалфа… и за второй раз, когда мне захотелось снова ощутить ее нежные губы…

Выкупавшись и нарядившись к вечерней трапезе, Самира послала свою служанку Нену на кухню послушать и вызнать все возможное, притворяясь, что не понимает ни единого сказанного слова. Когда Нена ушла, Самира зазвала в комнату Элана.

– Я тут кое-что придумала, – объявила она.

– Я заметил, что ты увлечена авантюрными планами, – шутливо обронил Элан, – в этом похожа на своего изобретательного отца. Что на этот раз осенило тебя, моя девочка?

– Мне не хочется, чтобы вы меня называли девочкой. – Но Самиру слишком занимала новая идея, чтобы сердиться по пустякам. – Дядя Элан, я все старалась понять, почему барон Рэдалф так долго держит свою дочь в заточении.