Любовь и честь - [8]

Нора не была влюблена в того мужчину, каким стал Эдриан Феррерс, но понимала, что небезразлична к нему. Прикосновение Эдриана разбудило в ней ту часть души, от которой Нора вообще хотела избавиться и которую отсекла бы без колебаний, будь это в ее власти. Эта неразумная, дикая частица души привела ее ко всем ошибкам, которые она допустила в жизни. Именно она сделала Нору несчастной в браке, когда другие женщины умели находить в нем удовольствие. Она заманивала ее в страну безумных мечтаний и отчаяния.

Нора считала, что уничтожила в себе эту частицу, но та возродилась при первом взгляде на Эдриана — как всегда. Выпив поссет до последней капли, она в ожидании эффекта перешла на веранду. У скамьи в эркере Нора держала инструменты: на изящной подставке хранилась баритон-виола брата, а ее собственные мандолина, лютня и бубен висели на крючках рядом. Сейчас, глядя в пустоту ночи, Нора взяла лютню и стала тихонько выводить задумчивый мотив.

Но музыка жила собственной жизнью, и через минуту Нора была неприятно поражена тем, что пальцы непроизвольно выбрали ту жалобную мелодию, которой в прежние времена аккомпанировал на мандолине Ривенхем.

Вернув лютню на место, Нора прошла в спальню, где Гризель читала псалмы. Служанка подняла удивленный взгляд — ее госпожа не имела привычки бродить по комнатам в столь поздний час. Ничего хорошего от этого ждать не приходится.

Нора забралась в постель и задернула шторы полога, как будто ища спасения в темноте и одиночестве. Казалось, даже тишина в доме была заряжена напряжением, ведь Ривенхем тоже прислушивается к ней.

Нора прикрыла глаза ладонью. Ах, если бы так же легко можно было прикрыть и самые дальние тайники памяти! Каким тоном он говорил сегодня! Теперь Нора чувствовала благодарность, что Эдриан никогда не заговаривал с ней в Лондоне. Видеть его значило вспоминать времена, когда он смотрел на нее, как на чудо. Казалось, выражение его глаз тогда, много лет назад, укрепляло все ее мечты и надежды. В юности голова Норы была забита сказками о воинственных королевах, о женщинах-пиратах, об искательницах приключений, которые убивают драконов и путешествуют по всему миру, повергая к своим ногам королей. Его любовь казалась ей доказательством своей избранности — ей по силам все, что угодно.

Сквозь пальцы просочились слезы. Горячие капли напомнили Норе о бесконечных ночах, когда она изо всех сил старалась не заплакать и терпела поражение. В такие минуты она тихонько сворачивалась калачиком на краю матраса и дрожала от страха, что проснется муж и почувствует, как намокла ее подушка. Слезы Норы приводили его в бешенство, и он не знал пощады.

Сколько же должно пройти времени, чтобы развеялись мечты? Нора считала, что давно рассталась с этими девичьими глупостями. Судьба не была к ней так уж жестока. Напротив, Нора могла считать, что ей повезло. Дэвид уже планировал снова выдать ее замуж. К чему еще может стремиться женщина, кроме собственного дома? На этот раз брат предлагал ей в мужья кузена, Космо Колвилла. Космо по крайней мере не жесток. И к тому же ему, вероятно, не потребуется ее общество в Лондоне. Он полагает, что женщине вовсе не пристало изображать из себя хозяйку политического салона. Космо сам однажды сказал ей: ему нравится, что она совсем не дипломат.

Его поместья лежали в глухой дождливой части Йоркшира, где обдуваемая ветрами почва совсем не рождала на свет красоты. Вот там Нора и будет гнить, пока не умрет.

Нора резко вздохнула, заставляя себя отвлечься от этих мрачных картин, но мысли тотчас же перескочили на Ривенхема.

«Женщина не хуже мужчины, — вот что говорил он ей в былые времена. — Моя мать стала бы генералом, если бы в расчет принимались только ум и способности». Эдриан произносил эти слова с неприятной улыбкой, и Нора не до конца понимала, можно ли считать их комплиментом. «А я? — спрашивала она. — Я смогла бы стать генералом?» Тогда улыбка Эдриана смягчалась. Он ласково касался ее щеки. «Для тебя я не могу представить иной судьбы. Такая, как есть, ты создана, чтобы покорять мир».

Как нежно он дотрагивался до нее, как верил в эти слова! Сонный отвар начинал действовать, мысли путались. Невзгоды словно бы отступили, Нору охватило незнакомое беспокойство. Она раскинулась на постели. Над резными дубовыми стойками полога повис купол балдахина из переливчатого бархата с вышивкой из золотых листьев и алых бутонов роз. Здесь можно было лежать втроем, не касаясь друг друга. Возможность в одиночестве пользоваться всем этим пространством являлась, безусловно, самым пенным приобретением вдовства. Покойный муж, громадный, неуклюжий, занимал в три раза больше места, чем ему требовалось. Его тяжелые руки и ноги, как бревна, вдавливали ее в матрас, грозя удушением. Разве могла она чувствовать себя в постели удобно?

Нора провела пальцем по кружеву на занавесях полога. Ей довелось лежать рядом с Эдрианом, но они никогда не спали вместе. Не было случая. Он приезжал в Ходдерби как гость брата, что само по себе было весьма необычно, хотя их земли граничили друг с другом. Однако его семья, Феррерсы, были католиками, а католическая знать почти не допускала в свой круг посторонних. Дэвид случайно познакомился с Эдрианом в Лондоне и, вернувшись в свои края, был обязан нанести ему визит, ведь их дома разделял всего лишь один дневной переход.