Любовь Хасана из Басры - [7]

Платаны, окружавшие площадку для разминки, уже не один десяток лет закрывали ее от ветра и любопытных взглядов. Песок чуть отсырел, а в ветвях деревьев еще жила ночь.

По-утреннему хмурые юноши уже выстроились вдоль длинной стороны песчаной площадки, ожидая того мига, когда появится учитель. Ибо мудрец Георгий все так же выходил на тренировочную площадку вместе со всеми учениками. Итак, юноши и девушки (Хасану трудно было привыкнуть к простой мысли о том, что женщина может странствовать и жить сама, без мужчины, а значит, ей оборона зачастую много нужнее) ожидали появления наставника. Молодые лица были спокойны, тела расслаблены, но в глазах уже светился особый огонек. Так смотрит ученик на трудную задачу, которую ему предстоит решить.

И вот учитель ступил на песок площадки. Годы должны были оставить свой след на теле Георгия, но учитель выглядел лишь чуть старше своих воспитанников. Он был высок, широк в плечах, светлокож и изумительно горбонос. Черные волосы серебрила седина, но стан оставался по-юношески прям. Хасан видел наставника каждое утро и не мог поверить в то, что он обучал его деда, мудреца Валида, и царя Темира. О нет, не мог. И в этот час, за миг до начала тренировки, задался Хасан вопросом – что же такого узнал в своей долгой жизни учитель, что сделало его неуязвимым для времени?

Тем временем Георгий вышел на середину песчаной площадки и хлопнул в ладоши. Под платанами показался мальчишка с барабаном. И, услышав этот короткий хлопок, начал отбивать такт. Юноши и девушки заняли свои места, и началась разминка, прерываемая лишь командами на непонятном посторонним языке и короткими резкими выдохами, что сопровождали движения.

Мерный рокот барабана, казалось, должен был заворожить любого, но ученики становились сосредоточеннее и внимательнее. Солнце, поднимавшееся все выше, освещало молодые лица, которые поражали внутренней уверенностью. Учитель, проходя мимо учеников, привычно радовался тому, что сделал школу делом своей жизни – пусть эти юноши и девушки немногочисленны, но они богаты своим самоуважением, своими умениями. Когда-нибудь они вернутся домой, в свои страны. Вернутся людьми сильными и образованными, убежденными в своих силах и знаниях. А ведь именно это и есть цель любого учителя – поставить на ноги ученика, дать ему уверенность в себе и в том, что он сможет жить в гармонии с миром.

Последовал еще один хлопок в ладоши, и ученики разделились на пары. Начался учебный бой. Конечно, учитель не позволял, чтобы юноша становился соперником девушки. Воспитанники и сами знали это. Обменявшись вежливыми поклонами, но не отводя взгляда, ученики сошлись в схватках. Песок, вздыбленный ногами, мгновенно высох, а суровые платаны своей прохладной стеной охраняли от посторонних взглядов и преподавателя и подопечных.

Хасан выпрямился после броска и взглянул на своего партнера, Мехмета. Солнце обливало золотым светом торс юноши, его глаза горели нешуточным азартом, и каждая мышца в теле, казалось, лишь ждала того мига, когда человек решит вновь броситься в схватку. Хасан залюбовался другом – и в этот миг понял, что хотел ему сказать наставник там, в тиши библиотеки.

Изобразить красоту человеческого тела, его необыкновенную гармонию и совершенство – вот задача не менее достойная истинного художника, чем отображение прекрасной природы, превозносящей и восхваляющей гений создателя, Аллаха всесильного.

На миг замер юноша от этой простой мысли и… вдруг очутился на песке.

– Что с тобой, Хасан? – прошептал Мехмет, поднимая друга. – У тебя такое лицо, словно ты увидел джинна.

– О нет, – тоже вполголоса отвечал Хасан. – Я увидел не джинна. Я увидел цель своих занятий. И, быть может, цель самой жизни.

Разговоры на площадке были недопустимой вольностью. Но Георгий не сделал замечания на Мехмету, ни Хасану. Что-то в лице сына визиря подсказало ему, что для юноши наступила новая жизнь.

Но, быть может, учитель ждал этого. Как терпеливо ждет садовник мига цветения, а земледелец – мгновения, когда из земли появляется колос.

Макама четвертая

О да, для Хасана наступили новые времена. Он чувствовал себя так, будто только что родился на свет. В своих рисунках теперь он видел инструмент для воспевания природы и ее венца – человека. Но вдруг оказалось, что у него не хватает умений, что люди на его рисунках более похожи на кукол, что нет в них жизни. Хасан с ужасом смотрел на свои наброски, не понимая, что же с ним произошло.

– Но, учитель, ведь я же старался отобразить то, что видел! Ведь глаза моего друга так сверкали жизнью! А здесь, на мертвой бумаге, и они кажутся пустыми и безжизненными!

– О мой ученик! Ты попал в ловушку, в которую попадает каждый неопытный рисовальщик!

– Неопытный, учитель?

– Да, мальчик, неопытный. Ведь ты же никогда не рисовал человека. Ты не знаешь, как работают его мышцы, не знаешь, какое чудо – человеческая кожа, сколь изумительный и сложный это орган!

Хасан кивал. О, у него хватало разума, чтобы не обижаться на слова учителя. Ибо то сияние утра, которое осветило новую цель жизни Хасана, еще было памятным. А высокой цели, юноша прекрасно это понимал, дóлжно служить с рвением и без ложного честолюбия.