Любовь глупца - [18]

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

Я простой, грубый человек, но мне нравится все изысканное, и я, как уже известно читателям, во всем следую европейской моде. Если б я имел много денег, я, может быть, поселился бы за границей и женился на иностранке. Но я не могу себе этого позволить, поэтому сделал своей женой Наоми, которая среди японцев выглядит иностранкой. Но я мал ростом, лицо у меня смуглое, зубы скверные, и высокая, статная европейская женщина мне совсем не пара, поэтому я считал, что такая женщина, как Наоми, отвечает всем моим требованиям, что японец и японка больше всего подходят друг другу, и был вполне доволен.

Но знакомство с женщиной белой расы было мне приятно, больше того, оно вселяло в меня гордость. Честно говоря, с моим неумением держать себя в обществе и слабым знанием иностранного языка я уже потерял надежду на то, что в жизни мне представится случай познакомиться с иностранкой. В кино и в европейской опере я часто видел актрис, но их красота казалась мне нереальной. И вдруг, на уроках танцев, я смог познакомиться с европейской женщиной, да еще с графиней! Не считая старой мисс Харисон, я впервые в жизни удостоился чести поздороваться за руку с иностранкой. Когда госпожа Шлемская протянула мне свою белую руку, сердце у меня невольно затрепетало и я так смешался, что даже не знал, следует ли мне пожать протянутую руку.

Конечно, у Наоми руки тоже были красивые, с нежной, гладкой кожей и с длинными пальцами, у Шлемской пальцы были потолще, чем у Наоми, но тем не менее руки очень красивые, и при рукопожатии можно было почувствовать упругость кожи. Таково было мое впечатление. Кольцо с блестящим, большим, как глазное яблоко, камнем на руке японки, конечно, выглядело бы безвкусно; но на руке Шлемской, подчеркивая красоту пальцев, оно казалось изысканным и очень дорогим.

Но больше всего отличала эти руки от рук Наоми их необычайная белизна. Кожа была так прозрачна, что бледно-голубые жилки казались тонким узором на мраморе. До сих пор, лаская руки Наоми, я часто говорил ей:

— У тебя красивые руки, белые, как у европейской женщины!

Но, увы, теперь я понял, что у Наоми руки совсем другие по сравнению с руками Шлемской, они были попросту смуглые… И еще мое внимание привлекли ногти Шлемской. Они напоминали ракушки и были розовые, блестящие, с заостренными — очевидно, по европейской моде — концами. Я уже говорил, что Наоми была ниже меня всего лишь на один сун, а госпожа Шлемская, хотя и считалась миниатюрной для иностранки, тем не менее была гораздо выше меня, И когда я танцевал с ней, моя голова — может быть, оттого, что Шлемская носила высокие каблуки, — приходилась как раз на уровне ее декольте. Когда впервые она мне сказала: «Walk with me», — и, обняв меня, начала показывать, как надо танцевать уанстеп, как я страшно боялся, чтобы моя смуглая физиономия не коснулась ее груди! Мне достаточно было издали любоваться ее гладкой светлой кожей. Держа ее за руку, я все время думал, как бы не причинить ей неприятность прикосновением своих липких пальцев, как бы не обдать ее своим горячим дыханием. Ее грудь отделял от меня лишь легкий шелк, и я боялся задеть его. Когда выбилась прядка ее волос, я вздрогнул.

От ее тела исходил какой-то сладкий аромат. Потом я слыхал, как сплетничали о ней студенты из клуба гитаристов: «От нее пахнет потом». Впрочем, говорят, что от европейцев сильно пахнет потом и, чтобы заглушить этот запах, они употребляют духи. Но мне этот едва уловимый запах, смешанный с духами, сладкий и пьянящий, не только не был противен, а наоборот — в нем таилось непонятное очарование; вдыхая его, я грезил о невиданных заморских странах и фантастических садах.

«Это белое тело источает аромат…» — очарованный, мысленно твердил я и жадно вдыхал этот запах.

Почему я, такой неуклюжий, такой чуждый всей этой оживленной атмосфере танцев, прилежно занимался месяц и два, хотя и убеждал себя, будто делаю это ради Наоми? Сознаюсь честно: причиной была госпожа Шлемская. Мне доставляло удовольствие держать ее руку и каждый понедельник и пятницу, целый час, быть рядом с нею, прикасаться к ее руке. В ее присутствии я забывал о существовании Наоми. В эти часы меня как бы опьяняло крепкое, душистое вино.

— Дзёдзи-сан занимается усердно сверх ожидания! А я думала, вам скоро надоест!

— Разве?

— Вы же говорили, что не сможете научиться танцевать…

Всякий раз, когда об этом заходил разговор, я чувствовал себя виноватым перед Наоми.

— Я думал, что не сумею… А когда попробовал, мне понравилось. К тому же доктор постоянно твердит, что это прекрасная замена гимнастики.

— Ну вот видите! Всегда лучше попробовать на деле, чем рассуждать… — И не подозревая о моей тайне, Наоми громко смеялась.

Итак, после довольно долгого обучения, мы впервые отважились в ту зиму пойти на танцы в кафе «Эльдорадо» на Гиндзе. В те времена в Токио было еще не так много дансингов. За исключением двух лучших отелей, это кафе было единственным, где устраивали танцевальные вечера. Дансинги в отелях посещали преимущественно иностранцы. Там царил строгий этикет и нужно было быть одетым по-европейски, так что для начала мы решили отправиться в кафе «Эльдорадо». Все эти сведения где-то раздобыла Наоми, и именно она предложила начать с «Эльдорадо». Что до меня, то я вообще пока еще не решался танцевать в публичном месте.