Любовь глазами мужчины - [16]

Пассивная роль женщины как объекта эротического влечения мужчины определяет специфику ее полового поведения. Женщина в любви ждет мужского признания и, если мужчина вызывает у нее ответное чувство, соглашается принять его любовь. Психология любовных отношений строится на том, что мужчина добивается женщины как награды за какие-нибудь необыкновенные подвиги в ее честь. На этом основано знаменитое рыцарское служение Прекрасной Даме. Что же до проявлений женщиной активности в любви, то до последнего времени такое поведение порицается общественной моралью. Достоинство женщины видели прежде всего в ее неприступности, то есть в том, что ее душа не отвечает на проявления чувства со стороны мужчины. Да и традиционная женская тактика в любовных отношениях на их первой стадии тоже состоит именно в том, чтобы быть или казаться неприступной. Ибо знатоки мужской психологии давно сделали вывод, что чем неприступнее и холоднее женщина (чем недосягаемее объект), тем горячее и настойчивее действия мужчины. Как писал Пушкин: «Не понимаю, каким образом можно свататься, если знаешь наверно, что не будет отказа».

…Помню, как бабка Агафья Петровна учила свою внучку Таньку. Было это лет двадцать пять назад, когда еще всех студентов посылали в колхоз на уборку урожая. Нас поселили в сарае у Агафьи Петровны, старухи лет семидесяти, постоянно злой и пьяной, но весьма уважаемой в деревне за мудрость и прочные знания, полученные еще в церковно-приходской школе. И вот однажды утром я услышал, как бабка воспитывала и учила жизни свою семнадцатилетнюю внучку:

— Дура ты, Танька! Ну что ты бегаешь, бесстыжая, за этим Колькой, вешаешься к нему на шею при всех, глаз с него не сводишь, на танцах липнешь.

— Ну, он такой красивый, бабушка, он мне очень нравится. Как же мне себя вести, если я его люблю?

— Что ты, идиотка, знаешь о любви! Через две недели тебя бросит, да еще опозорит, ноги об тебя вытрет!

— Что же мне делать, бабушка, я за него замуж хочу!

— Так слушай меня внимательно. Как только этот твой хахаль появится за забором, ты к нему не беги, а сиди тут спокойно на крылечке и лузгай семечки. А позовет тебя в роще погулять, отвечай ему, да так лениво отвечай, что ты там ничего не забыла и вообще неохота. А самое главное, укажи ему, что он тебе надоел, что тебе с ним скучно. Когда он через забор перелезет и станет тебя за руки хватать, ты ему и скажи: «И вообще, Колька, ты такой серый, неинтересный. Ты же даже восьмилетку не закончил, книжек в руки не берешь, в музыке ничего не смыслишь. А меня вот бабушка повезет в субботу в райцентр знакомиться с тамошним новым агрономом. Он меня где-то увидел, очень я ему приглянулась, сватов к бабке уже подсылал. Я, наверное, в городе жить стану, в институт стану готовиться». Тогда и посмотрим, как он себя поведет. Может, что и получится.

Не прошло и недели, как Колька бегал вокруг крылечка с кулечком семечек и униженно о чем-то просил Таньку, а она, сидя на крылечке, изображала, что внимательно читает «Евгения Онегина».

Вспоминается еще одна старая история, и удивительная, и поучительная. Одна из моих знакомых по университету влюбилась по уши в своего однокурсника. Была это девушка умная и самостоятельная, воспитанная в семье, где не было отца (отец был, да только отдельно), единственная дочь доброй и мягкой матери и внучка очень эмансипированной бабушки — бывшей петербургской курсистки начала века. Получилось так, что дочка внешностью и характером пошла в отца, у них и день рождения был почти одновременно — у него 29 сентября, а у нее 1 октября. Отец очень любил дочь, но что-то у него с ее мамой не сложилась, и в пять лет наша героиня осталась с мамой: родители развелись. Поскольку дочь чувствовала себя продолжением отца, она подсознательно приняла на себя его вину перед брошенной матерью. Комплекс вины заставил ее чувствовать себя рядом с ней более рассудительной, ответственной, скромной в потребностях, короче, сформировал у нее мужской характер. Тем более в учебе она всегда была первой. Она выбрала редкую профессию, уехала учиться в другой город, где ей пришлось жить в общежитии, соизмерять запросы с возможностями стипендии и небольшой помощи из дому (она была поздним ребенком, и мать ушла на пенсию, когда дочь была на первом курсе). Ну да все бы ничего, если бы не любовь.

Привыкшая чувствовать себя «почти мужиком», наша героиня, кстати, внешне вовсе не мужеподобная, а хрупкая, оказалась не готовой к тому, что с ней так внезапно произошло. Она не умела любить сильных и самостоятельных мужчин, для этого надо было ощущать себя слабой и пассивной — «цветком бездумным», как поется в каком-то романсе. Поэтому нормальной эротической любви у нее не получилось. Наоборот, возникла своеобразная любовь-жалость, и объект был подобающий: это был слабый физически, рафинированно-интеллигентный мальчик, абсолютно не пользовавшийся вниманием других девушек и даже сам уверовавший, что он не может никому понравиться. Он был умным и — самое главное — умел находиться долгое (неопределенно долгое!) время в состоянии чисто платонической любви. У них получилась странная любовь-дружба. Оба были острыми на язык и язвили друг над другом без конца, причем чем больше язвили, тем больше любили, а чем больше любили, тем больше язвили. Девушка по причине полной своей невинности не могла проявить инициативу, а ее герой до одури боялся близости, потому что был уверен в своей мужской несостоятельности. Так прошло два года. Было все: и отвергнутые поклонники, больше напоминавшие мужчин, и одиночество в шумной студенческой толпе, и сложившееся к ней отношение мужской публики, которая могла понять происходившее только так: девица навязывается слабаку, потому что потеряла надежду понравиться настоящему парню. А она, очумев от своей любви-жалости, ходила к нему в гости, слушала там Моцарта при свечах и уже была уверена, что удовольствуется просто возвышенной дружбой.