Любовь до белого каления - [11]

Здравый смысл и интуиция подсказывали, что для собственного блага надо оставаться независимой, лишь слегка намекая объекту страсти на возможное сближение. Формулировать было легко, но вот техническое исполнение задуманного представлялось весьма смутно. Как это – слегка намекнуть? Воображение ехидно рисовало позорную картинку с нелепыми подмигиваниями и саморасстегивающимися пуговицами. По идее, Семен Сергеевич должен был догадаться, что ему здесь что-то светит. Но это должно было выглядеть не как зеленый свет и открытый шлагбаум и не как красный семафор «Вход воспрещен». Золотую середину Татьяна представляла с трудом. Она даже улыбаться боялась, чтобы не быть превратно понятой. К тому же близость Семена Сергеевича выводила из себя, и эмоции начинали бунтовать, как овцы, почуявшие волка.

Такой супермен, конечно, не для нее, но почему бы и нет?

– Тогда мы вас хотели бы попросить об одолжении, – проникновенно сказал пока еще недоступный «супермен».

– Просите, – промямлила Татьяна. Юрий Михайлович недовольно заерзал и кхекнул. Видимо, ему не хотелось одолжений и просить тоже было неохота.

Но ее попросили. Естественно, Тане хотелось думать, что это связано не с ее профессиональными качествами, о которых новому начальству просто-таки не могло быть что-то известно, а с ее особым положением. Вернее – с интересом к ней, как к женщине, одного из шефов, и она даже знала, кого именно.

Татьяна возглавила временный штаб по набору персонала. Это было, с одной стороны, лестно, а с другой – создавало массу проблем. Ответственность и страх ошибки давили на нее, мешая наслаждаться общением с любимым. А он был именно любимым, в этом уже не было никаких сомнений.

При первой же попытке назвать его Семеном Сергеевичем шеф аккуратно тронул ее за локоть и улыбнулся:

– Просто Семен.

– А? Что? – бестолково залепетала Таня, в очередной раз потеряв способность здраво мыслить. Нет, ей в голову не лезли никакие эротические фантазии или неприличные мысли. Там, в голове, мгновенно тормозились все мыслительные процессы, запутавшиеся в эмоциональном киселе, затапливающем сознание.

– Для вас – просто Семен. К чему такие церемонии, правда?

– Правда! – убежденно выдохнула Татьяна, отчаянно жалея и одновременно радуясь, что у нее нет отдельного кабинета и она сидит в общем зале вместе с менеджерами, иначе диалог мог бы закончиться весьма непредсказуемо.

Семен внимательно посмотрел ей в глаза и снова улыбнулся. Такой наивной и внушаемой дурой Татьяна еще никогда себя не чувствовала. Это было ужасно и… восхитительно.

Женщинам свойственно высматривать в поступках мужчин то, чего нет, и не видеть того, что бросается в глаза.

Глава 7

Солнце сдобным блином висело в голубом небе, гарантируя хороший апрельский день и массу позитива во всех начинаниях. В такие дни не должно происходить ничего ужасного.

Светлана просыпаться категорически не хотела. Ей было страшно начинать этот день, пусть даже такой погожий и многообещающий. Когда планируешь большое дело, оно кажется предельно ясным, как расположение книг на библиотечных полках: все в строгом порядке и по алфавиту. Но как только приходит момент осуществления тщательно продуманного плана на практике, так вся уверенность куда-то девается, оставив лишь нервное напряжение и смуту в мыслях.

У двадцатилетней Светы Гуськовой было все, или почти все, о чем только можно мечтать: чуть вьющиеся русые волосы, огромные глаза, брови вразлет, тонкий носик и точеная фигурка. Этого было вполне достаточно, чтобы чувствовать себя королевой сначала в школе, а потом в институте. Но для триумфального шествия по «взрослой» жизни нужно было что-то еще. У Аньки Марковой это было, а у Светочки – нет.

С Марковой они учились в одной школе, и, сколько Света себя помнила, всегда были соперницами. Только Маркова была на год старше, а потому – на шаг впереди.

Света тщетно пыталась догнать соперницу, но время – величина такая хитрая, что обмануть его пока никак не получалось.

Ее родители развелись, когда Свете было четыре года. Правду об отце никто и никогда не скрывал: как это ни печально, папаша оказался банальным алкоголиком, методично пропивавшим все, что имелось в доме, поэтому однажды просто сгинул, перестав переводить алименты. А мама…

Мама была красавицей. Света не очень понимала, обижаться ей или гордиться родительницей, так как давным-давно мамуля вышла замуж и уехала в далекую Америку. С тех пор Света жила с тетей Верой. Мама изредка приезжала, привозила подарки и исправно пересылала довольно приличные суммы на воспитание «ребенка». Однажды, будучи уже в сознательном подростковом возрасте, Света вдруг взбрыкнула. Наслушавшись «умных» подруг, она неожиданно составила свое, «единственно правильное» мнение о сложившейся ситуации и устроила обалдевшей тете Вере потрясающий концерт с истерикой и разоблачением. Откуда-то пришла непоколебимая уверенность в том, что тетя Вера хитростью и обманом разлучила мать и дочь, а теперь жирует на заграничные переводы и препятствует их встречам.

Первые латиноамериканские мыльные оперы не прошли даром для неокрепшей и неподготовленной детской психики. Тетя Вера долго молча плакала, потом приезжала «Скорая», молодая докторша что-то выговаривала ничего не понимающей Свете. В больницу тетя ехать отказалась. Светлана слышала, как тетя торопливо оправдывалась и все повторяла: «Я не могу, у меня ребенок!» А вечером приехала тетина подруга, Елена Владимировна, которую Света побаивалась и не любила за громкий голос и отсутствие снисхождения к ее шалостям.