Любовь без границ - [63]

— Я не нуждаюсь в присмотре, — произнес он тихо.

— Но я беспокоюсь…

— Не стоит. Со мной все в порядке.

— Как может быть все в порядке, Хью?! — Она начала подниматься к нему. — Не может, никак не может, и поэтому…

— Пожалуйста, — попросил он ровно. — Я хочу принять ванну… один. Мне нужно сейчас побыть одному.

— Конечно-конечно! — сказала Джулия, счастливая тем, что может сделать для него хоть что-нибудь, пусть даже оставить в покое.

В ванной Хью сразу повернул ключ. Джулия поднялась наверх, механически считая ступеньки, и заглянула к близнецам. Они спали, как обычно, лицом друг к другу. Эдвард сбросил одеяло на пол, как бы желая продемонстрировать, что пижамные штанишки и рубашка на нем из разных комплектов. Джулия подумала, что ей это безразлично — заметить заметила, но не бросилась выяснять, где коротают время недостающие части. Присев между кроватками, она по очереди смотрела на свои спящие сокровища.

— Бедный ваш папочка… — прошептала она тихонько, чтобы не потревожить их сон. — Бедный, бедный…

Хью оставался в ванной около получаса, а когда вышел, сразу улегся. Джулия бросилась следом, спрашивая, не хочет ли он на ночь чаю или, может быть, виски. Отрицательно покачав головой, он укрылся и выключил настольную лампу, показывая, что просит его более не беспокоить. Пришлось самой обходить дом, закрывая окна и запирая двери (кроме задней, через которую возвращалась Сэнди). Выбросив окурки, поправив подушки, смахнув крошки и выключив всюду свет, Джулия направилась в ванную.

Возможно, стоило тоже запереться и всласть поплакать. Пустить в ванну воду, чтобы шумела, а самой рыдать и выть, как над могилой. Она сделала честную попытку, но слезы не пришли. Для слез она была слишком взвинчена. Тогда (в слабой надежде, что привычный ритуал отвлечет) Джулия тщательно смыла косметику, наложила крем, почистила зубы и сделала сто движений щеткой по волосам. Все тщетно. У нее не было никакого опыта борьбы с беспросветным отчаянием. Выбрав сорочку поизящнее, она надела ее, прокралась в спальню и бесшумно улеглась рядом с Хью. Протянула руку. Дотронулась до его плеча. Он не шевельнулся.

— Хью… — окликнула Джулия так тихо, что сама едва расслышала.

Никакого ответа. Она выключила лампу со своей стороны и потом долго, долго лежала без сна, ощущая две боли, два страдания — свое и Хью, — как два магнитных поля, которые могут лишь отталкиваться.

Они теперь часто толклись на кухне. Когда Джосс приходила из школы, мисс Бачелор делала сандвичи, непременно классические, или приносила с собой излюбленное печенье, такое же незатейливое на вид, как она сама. Видя их с Леонардом, Джосс думала: ни дать ни взять дедушка и бабушка, терпеливо ждущие внучку из школы. Как обычные старики, они приставали к ней с вопросами типа «что вы сегодня проходили», но на том сходство и кончалось. Далее следовал подробный разбор предмета и неизбежный вывод, что она опять была не на высоте (у Леонарда это звучало как «кретинка со справкой»). Ее пытались поить противной бурдой, проходившей у них как чай, и это раздражало, но чем дальше шло время, тем больше нравилось, что они там, что они ждут, гремя посудой и роняя с ножа куски чего-нибудь гнусного, вроде рыбного паштета.

Леонард заставил Джеймса купить ему мохеровый жилет («Весны-то нынче какие… чего доброго, чахотку наживешь»!) и уже на другой день вылил на него суп. Никто не знал, как стирают мохер, — так пятно и осталось.

— Раньше ты терпеть не мог спускаться на первый этаж, — заметила как-то Джосс.

— И правильно. Днем тут не было ни одной живой души!

Мисс Бачелор приходила так часто, что у нее на вилле Ричмонд появились любимые занятия. Она драила медь дверных ручек, присматривала за садом, открывала дверь ученикам Джеймса, которые, все как один, боялись ее до дрожи в коленках. В дни ее визитов (то есть почти ежедневно) Леонард отирался на кухне или в теплые дни вытаскивал стул за двери в сад и, угнездившись на нем, метал в гостью словесные стрелы. Все попытки приставить его к какому-нибудь делу наотрез отметались (кроме тех редчайших случаев, когда это бывало выгодно ему самому). Он, как коршун, следил за Беатрис, ползавшей на коленях в междурядьях, а заметив пропущенный сорняк, осыпал ее насмешками. Однажды, не в меру расходившись, он брякнул, что зад у нее шире лошадиного. После этого она не появлялась три дня подряд. Леонард чуть не умер от одиночества и раскаяния. Он так ругал «старую кошелку», так витиевато проклинал ее, что Джосс наконец догадалась, в чем дело, и отправилась на Кардиган-стрит.

— Ну что? — полюбопытствовал Джеймс, когда она вернулась. — Когда придет Беатрис?

— Сказала, что ноги ее здесь не будет до скончания времен.

— Ну, значит, завтра.

Хью презентовал им кассету с записью передачи «Есть ли у нас право на выбор?». Леонард готов был крутить ее с утра до ночи, но когда предложил Беатрис хоть раз посмотреть ее вместе, та отказалась.

— Я прекрасно знаю, что обо всем этом думаю, и отлично помню, что говорила. Не вижу смысла в повторном просмотре, да и желания у меня тоже нет.

В этом последнем Джосс ее целиком поддерживала. Передача казалась как зловещей, так и нудной. Смотреть такую по собственной инициативе она бы просто не стала, но в тот памятный день Джеймс предложил, и она согласилась из благодарности… нет, из потребности и дальше быть с ним бок о бок, смотреть то, что хочется ему, пусть даже величайшую чушь. Хотя, конечно, чушью это не было. Джосс во многом согласилась тогда с мисс Бачелор, хотя скорее откусила бы себе язык, чем признала это.