Любовь без границ - [18]

— Дело в том, мое дорогое дитя, что я перестаю быть нужным, а когда человек перестает быть нужным, он начинает тосковать.

* * *

По вторникам Джулия всегда мыла близнецам голову, и как раз этим она теперь занималась. В процессе мытья вспомнилось, что она так и не сказала Хью о встрече с Кейт, которая, надо признать, выглядела не лучшим образом. Вид у нее был прямо-таки замученный, и привычная ласковая манера не могла этого скрыть. В принципе не имея ничего против благотворительности, Джулия считала, что с пиццерией Кейт перегибает палку, делая из себя девочку на побегушках. Она решила, что затронет этот вопрос за ужином, а потом гладко перейдет к разговору о том, что на пенсии жизнь не кончается, что есть масса дел, где можно приложить руки, если уж так необходимо быть нужным.

Ужин на вилле Ричмонд закончился, когда позвонила Хелен, та самая подруга Кейт, что организовала приют для жертв домашнего насилия. Она произнесла очень долгий и в самом деле трогательный монолог о том, что привлечение фондов — задача трудоемкая и отнимает все больше времени, так что его совершенно не остается на решение повседневных проблем, поэтому возникла острая нужда в человеке, который мог бы взвалить на себя административную работу. Хелен подчеркнула, каких больших затрат требует «дом», и выразила большое сожаление насчет того, что не сможет платить добровольцу, который вызовется ей помогать. Таким образом, вдохновенно заявила она, это должен быть человек, сознающий свой долг перед обществом настолько, чтобы не требовать платы за вклад в его оздоровление.

После этого возникла пауза. Хелен ждала, конечно, что Кейт немедленно вызовется помочь, но Кейт, сидевшая в напряженной, неестественной позе (обвивая ногами ножки кухонного стула), не вызвалась, хотя и почувствовала себя при этом последней стервой. Хелен сменила тактику и принялась ее нахваливать: мол, все ждут не дождутся, когда она появится в Мэнсфилд-Хаусе (названном так в честь Кэтрин Мэнсфилд, перед которой Хелен особенно преклонялась), и в такие дни словно луч света озаряет это темное царство скорби.

Еще одна полная ожидания пауза повисла в воздухе.

— Мне ужасно жаль… — промямлила Кейт.

Ей хотелось объяснить, что она бы и рада помочь, рада не только на словах, а по-настоящему, и еще совсем недавно так и поступила бы…

Но слова не пошли с языка.

— Я позвонила именно тебе, — сказала Хелен, не утруждаясь тем, чтобы скрыть недовольство, — потому что думала, что уж на тебя-то могу положиться, что уж ты-то хорошо представляешь, в какой я затруднительной ситуации!

— Я представляю, но… но помочь не могу.

— Почему? Что тебе мешает?

— У нас тут многое изменилось, — понизив голос, ответила Кейт.

— Только не говори, что Джеймс выгоняет тебя из дому!

— Да что ты, конечно, нет!

— В таком случае?..

— Хелен, я просто не смогу объяснить, в чем дело. Я буду по-прежнему приходить в свои обычные дни, буду делать то, что делала, но о большем меня, пожалуйста, не проси.

— Понимаю, — сказала Хелен, ничегошеньки не понимая, и бросила трубку.

Кейт подтянула колени к подбородку и, совсем съежившись на своем стуле, обняла ноги руками. «Это я меняюсь, — сказала она себе. — Меняюсь, и ничего тут не поделаешь. Как можно объяснить это Хелен, которая работает на износ? Трудно поверить, что я ей отказала, но это случилось, и я знаю, что не стану звонить и брать свои слова назад. Что же такое со мной творится? Все, что я любила и ценила, ускользает из рук, а я не могу это удержать, да, может быть, и не желаю. Я как будто каменею сердцем, и не в моей власти остановить этот процесс. Что, если он идет уже давно, и причина в том, что я живу с человеком неуступчивым, закоснелым в своих привычках, с человеком… старым? Нет, это чушь! Шестьдесят один — еще далеко не старость. Гнусно с моей стороны думать о Джеймсе как о старике! Гнусно отказать Хелен в помощи! Боже мой, да ведь мне самой в пору кричать «помогите!». Куда делось все мое великодушие, вся способность любить?»

Дверь приоткрылась, заглянул Джеймс:

— Кейт, с тобой все в порядке?

Она подняла голову и даже сумела выдавить из себя улыбку.

— Хелен только что попросила у меня помощи, но не получила.

— Хорошо, — сказал Джеймс, полагавший, что Хелен чересчур назойлива.

— Нет, — грустно возразила Кейт. — Не хорошо. Это очень плохо, очень.

Глава 4

Лондонское агентство «Пеннимэн»[3] занимало два маленьких, но элегантных помещения на Бедфорд-сквер. Глава его, Вивьен Пеннимэн (восходящая звезда тех времен, когда Хью впервые появился на экране), обладала здоровым прагматизмом актрисы, чья карьера умерла быстро, без мучений и не была причислена к рангу святых. Целью агентства было организовывать появление знаменитостей на публике, давая им возможность оставаться на виду, а заодно откладывать что-то на черный день (когда единственным отзывом, который удастся получить, будет: «Этот (эта), как его?.. Ах да! В последнее время его (ее) что-то совсем не видно. Должно быть, давно уже сыграл(а) в ящик, бедняга!»

Известные актеры, дикторы и модераторы, футболисты и теннисисты обращались к Вивьен Пеннимэн, и никто не уходил с пустыми руками. Если где-то ожидалось открытие, расширение или рекламная кампания, очередному клиенту перепадал кусочек. Супермаркеты, гаражные и спортивные комплексы, центры релаксации и реабилитации — все шло в ход, все приносило плоды. В зависимости от текущей популярности клиента за двухчасовую тусовку ему предлагалась трех- или четырехзначная сумма минус десять процентов комиссионных. Некоторые (реалисты, сознающие эфемерность всякого успеха) относились к этому с юмором — таким удавалось произвести на публику известное впечатление, да и самим получить удовольствие. Другие (идеалисты, но с профессиональным подходом к вещам) воспринимали это как неизбежное зло и относились ко всему по крайней мере с достоинством. Третьи, увы, чувствовали себя униженными и оскорбленными, были не способны примириться с мизерностью суммы и еще меньше с тем, как она доставалась. Хью Хантер был как раз из их числа и до сих пор отчаянно противился визиту в агентство «Пеннимэн».