Люблю. Ненавижу. Люблю - [3]

– А кто это? Что за зверь?...

– А ты не слышала?... Он предугадал падение «Боинга», – комендантша сунула мне в руку пожелтевший листок местной газеты.

– Да ты что?! – Я кивнула и подождала, пока она закроет дверь.

Пока мы шли по коридору, Колпастикова придирчиво оглядывала меня.

– Ты жрешь чего-нибудь? – наконец спросила она.

– Жру, – лаконично ответила я.

– Жрет она, – недовольно протянула Колпастикова. – Мощи живые... А чего жрешь, скажи?

– Чего – чего?– не поняла я, разозлившись на толстую, как слониха, комендантшу. Впрочем, двигалась она на удивление легко, и, в конце-то концов, есть немало мужчин, которые без ума от женщин, похожих на тумбы. Я просто удивляюсь на них...

– Жрешь-то чего? – не унималась комендантша, у которой, видимо, были чрезвычайно трепетные отношения с едой.

– Ну, все подряд. – Я принципиально не стала перечислять нехитрый набор продуктов, которыми отоваривалась на рынке.

Мы миновали ржавую гарнизонную дверь и пошли вдоль парка к частным домам и мимо них – к двум пятиэтажкам – тоже для лиц, потерявших в последние годы свое приличное жилье.

На веревках хлопало чистое белье, с утра подморозило, и я совсем замерзла.

– Значит, он прорицатель? – спросила я, потому что устала молчать.

Колпастикова курила как паровоз и ответила не сразу.

– Он? Растаман!.. Человек ищущий... Менял веру несколько раз... Был каббалистом, кришнаитом, ездил в Вест-Индию, теперь он – протестант, – выдала пространную тираду Колпастикова и перевела дух. – Он разговаривает с духами, понимает язык зверей, птиц и змей... Спросим у него, как тебе быть дальше... Сама-то ты, как я поняла, ни хрена не можешь разобраться?... Да? – уточнила она. – Или можешь?

У меня подкосились ноги: я чуть не села на землю, представив дьявола-протестанта, у которого иду просить консультации – как мне жить дальше?

– Пойдем, он не страшный, – кивнула и наступила мне на ногу Колпастикова. – Извини, я нечаянно!

– Нет, – твердо сказала я.

– О, божечки!.. – Колпастикова подождала меня с полминуты, покрутила пальцем у виска и вошла в ближний подъезд тусклого до помрачения, самого ближнего к нам дома.

Я долго глядела на припорошенные снегом деревья, на застывшую черную реку вдалеке и, повздыхав от нахлынувших мыслей и воспоминаний, неторопливо зашла в тот же подъезд.

Четыре крашеные двери, третья была закрыта совсем неплотно. Я заглянула в нее и увидела тумбообразный зад комендантши, она оживленно шепталась с лежавшим на кровати человеком... Я кашлянула.

– Иди сюда, – поманила меня Колпастикова. – Саш!.. Иди давай!

Я подошла. То, что я увидела, капельку меня изумило.

– Он – гуру, – с придыханием сказала Колпастикова, перед тем как оставить нас тет-а-тет.

– Твоя божественная сущность нарушена – от тебя осталась только половина человека! – Я не успела и рта раскрыть, как он сказал это, даже не сняв одеяла с головы. Потом медленно повернулся и скинул одеяло прямо на пол...

На кровати лежал большой негр с белыми пятками и внимательно смотрел на меня взглядом много бродившей незлой собаки.

– Что ты хочешь больше всего? – на чистейшем русском спросил он.

– Чтобы грусть оставила меня, – шепотом попросила я. – Беда прямо с этой грустью...

– Тебя оставит твоя грусть, – подумав, сказал негр.

– Как? – не поверила я. – И скоро?...

– Скажи себе: я-а-а! хочу-у-у! при-и-из!.. Повторяй! – показал кипенные зубы Растаман.

– Какой еще приз? – высунула голову из кухни Колпастикова.

Растаман махнул рукой:

– Повторяй: я хо-чу-у-у-у при-и-и-изззз!..

– Я хочуууууу приииииз, – по-идиотски вытянув губы, кивнула я. – И что теперь будет, а?

– Ты должна сильно захотеть – неважно что, хорошее или плохое, – Растаман громко шмыгнул носом и добавил: – Но и это – не главное!

– Но лучше хорошее загадывай, – посоветовала Колпастикова из кухни; она курила там. – Хотя плохое, будем справедливы, чаще сбывается, – со вздохом уточнила она.

– И желание этой ерунды вытащит тебя! – добавил негр и щелкнул пальцами.

– А если я возжелаю не ерунду? – подумав, спросила я.

– Тем лучше, – шепотом сказал Растаман. – Желай на здоровье!.. Желай. А что ты хочешь, Александра? – вдруг спросил он. – Любви?...

– То есть как?... – пискляво заикнулась я.

– Ты, чтобы жить, должна найти новую любовь, не обязательно – к другому человеку, – облизнул губы Растаман и повторил очень сексуально: – Любовь!..

– Я не могу любить. – Я поднялась и, шатаясь, пошла к двери, из-за которой шел пар, похожий на дымовую завесу. Похоже, Колпастикова что-то вознамерилась варить.

– Ты должна найти того, кто отнял жизнь твоего Ильи, и спросить – как тебе жить дальше! – прогудел Растаман. – Поняла, да?...

– И он... мне ответит? – Мне стало смешно, и я обернулась. – Серьезно шутите?...

– Он ответит – за все, – усмехнулся Растаман, быстро затянувшись вонючей сигаретой. – Не сомневайся!..

Я поразилась его самоуверенности, равной его наглости.

– Ну ладно... Все, что мог, – я для тебя сделал. Целоваться будем? Как хочешь, тогда – пока-пока, – зевнул негр и почесал пятку.

Как загипнотизированная, я вытащила деньги и, не считая, положила их на грудь Растамана, обтянутую желтым застиранным свитером. И вышла, аккуратно прикрыв за собой дверь.