Любивший Мату Хари - [61]
— О Боже, прости меня, я так виновата, Ники. О Боже...
Она дрожала, поэтому он обернул её плечи своим дождевиком. Он прикурил сигарету, и она смотрела, как он смахивает табачную крошку. Повсюду, казалось, слышались голоса — истеричных англичан прямо за стеной, сотен немцев, собравшихся на улице.
Она сказала:
— Думаю, у нас мало времени.
— Да, боюсь, да.
— А я хотела сказать тебе так много, только теперь я не могу вспомнить и половины.
— Не важно.
Она плакала, поэтому он обнял её ещё крепче и поискал место, где бы они могли сесть... на скамью, на какой-нибудь выступ, куда угодно.
— Послушай меня, Ники. Я говорила с Рудольфом. Но это не сделка или что-нибудь подобное. Он просто отпустил тебя.
— Ради тебя?
— Может быть.
— А сейчас?!
— Сейчас я уезжаю.
Её губы под его пальцами оказались неожиданно холодными. Её волосы под его подбородком — мягкими.
— Ты приносишь скандал, — прошептал он. — Повсюду, где ты появляешься, ты сеешь скандал.
Она улыбнулась с полузакрытыми глазами:
— Но почему ты это сделал, Ники? Почему ты связался с этими... этими людьми?
— Не потому, что я великий патриот. И ты знаешь причину. — Он поцеловал её в лоб.
— А теперь начнётся война?
— Кажется, да.
— Тогда убежим в Индию.
— Слишком жарко.
— Америка?
— Слишком далеко.
Она выскользнула из его объятий, стискивая дождевик у горла и глядя на толпу, кишащую под деревьями за коваными воротами.
— Тогда я еду домой. — Она решила это раньше.
— Домой?
— В Гаагу. Чтобы быть с моей дочерью... Время пришло, не так ли?
— Да, думаю, пришло.
— А ты? Ты будешь в Лондоне?
— Да...
— Хорошо. Тогда мы оба готовы.
Он не мог видеть её лица, но знал, что она опять плачет — всё ещё глядя на толпу, всё ещё стискивая дождевик, — но плачет.
Он взглянул на небо, на тени, растущие вокруг них.
— Наверное, тебе пора идти, — сказал он. — Боюсь, что на улице не долго будет безопасно.
Она пожала плечами:
— О, это не важно. Я голландка, помнишь? Их волнуют только русские и англичане. — Затем усмехнулась чуть самодовольно: — Кроме того, Мату Хари любят все.
Он сделал шаг к ней и положил руку на плечо:
— Маргарета, думаю, я должен сказать тебе...
— Нет, не говори. Давай всё так и останется. Давай просто скажем, что будем писать друг другу и всегда будем друзьями.
Он положил ей на плечо вторую руку и повернул её лицом к себе:
— Маргарета, я не совсем уверен, что смогу жить без тебя.
Хотя она улыбалась, её глаза вновь начали наполняться слезами.
— Ну, погляди, что ты наделал.
Он смотрел ей вслед с балкона до тех пор, пока она не скрылась из виду. Затем он вернулся в посольство и заснул. Между семью и восемью вечера он проснулся от шагов и громких безумных голосов.
Началась мобилизация.
Часть III
ГОДЫ ВОЙНЫ
Глава девятнадцатая
Он возвратился в Англию девятого августа, оставив континент в огне. В Лондоне было тепло, слышался запах срезанной травы, но война явно приближалась. Почти каждая пивная была полна солдатами, улицы засыпаны листовками и конфетти. Вдоль Стрэнда висели предупреждающие плакаты о шпионах.
Он нашёл комнату в скромном отеле, горячая вода отсутствовала, холодная шла тонкой струйкой. Первую ночь он прогулял, вглядываясь в пыльные окна магазинов, только сейчас поняв, как долго он отсутствовал. К рассвету он встретил проститутку, желтовато-бледную девушку с глазами, как у Зелле. Что, конечно, было чепухой. Он потряс головой, будто пытаясь изгнать её видение, и ушёл прочь.
На второй день в вестибюле гостиницы он встретился с Саузерлендом, в мундире, с коротко остриженными волосами. Сначала он дал ему выговориться, извиниться за то, что произошло в Берлине.
— ...И что касается денег, которые, как я понимаю, были частью исходного соглашения...
— Мне они не нужны.
— Это почти пять тысяч фунтов, Ники.
— Забудьте об этом.
Из вестибюля они прошли в комнату Грея за сигаретами и джином.
— Я слышал о том, что произошло с вами, — сказал Саузерленд.
— Что произошло со мной?
— Как с вами ужасно обращались... Вы виделись с доктором?
— Нет необходимости.
— Мне сказали, что всё было очень скверно. Видите ли, я могу понять, если вы...
— Вы не можете понять. — Затем, взяв второй стакан джина: — А где, чёрт подери, Данбар?
Уже стемнело, и Саузерленд включил лампу. Колонна грузовиков, военный караван, двигалась внизу по улицам. Горстка детей приветствовала их с пешеходного мостика.
— Я могу, если захотите, дать вам заключение.
— Заключение?
— Шпанглер повёл нас по очень грязной дорожке. Отчасти ответственность лежит на Чарльзе. Отчасти на мне. Однако могло быть и хуже.
— Скажите это своему Сайксу.
— Я говорю с точки зрения тактики, Ники. Конечно, мы все сожалеем о том, что случилось с Сайксом. И всё же важен факт, что ничего реально значимого не подверглось опасности. Конечно, вы находились не в таком положении, чтобы ничего им не сказать...
— А Данбар находился?
— Ну... да.
Грей прикончил джин и вернулся к окну. Караван прошёл, дети исчезли, но война подошла на шаг ближе к этой комнате в отеле.
— Почему вас там не было в последнюю ночь?
Повесть «Мрак» известного сербского политика Александра Вулина являет собой образец остросоциального произведения, в котором через призму простых человеческих судеб рассматривается история современных Балкан: распад Югославии, экономический и политический крах системы, военный конфликт в Косово. Повествование представляет собой серию монологов, которые сюжетно и тематически составляют целостное полотно, описывающее жизнь в Сербии в эпоху перемен. Динамичный, часто меняющийся, иногда резкий, иногда сентиментальный, но очень правдивый разговор – главное достоинство повести, которая предназначена для тех, кого интересует история современной Сербии, а также для широкого круга читателей.
В книгу вошли два романа ленинградского прозаика В. Бакинского. «История четырех братьев» охватывает пятилетие с 1916 по 1921 год. Главная тема — становление личности четырех мальчиков из бедной пролетарской семьи в период революции и гражданской войны в Поволжье. Важный мотив этого произведения — история любви Ильи Гуляева и Верочки, дочери учителя. Роман «Годы сомнений и страстей» посвящен кавказскому периоду жизни Л. Н. Толстого (1851—1853 гг.). На Кавказе Толстой добивается зачисления на военную службу, принимает участие в зимних походах русской армии.
В книге рассматривается история древнего фракийского народа гетов. Приводятся доказательства, что молдавский язык является преемником языка гетодаков, а молдавский народ – потомками древнего народа гето-молдован.
Действие романа охватывает период с начала 1830-х годов до начала XX века. В центре – судьба вымышленного французского историка, приблизившегося больше, чем другие его современники, к идее истории как реконструкции прошлого, а не как описания событий. Главный герой, Фредерик Декарт, потомок гугенотов из Ла-Рошели и волей случая однофамилец великого французского философа, с юности мечтает быть только ученым. Сосредоточившись на этой цели, он делает успешную научную карьеру. Но затем он оказывается втянут в события политической и общественной жизни Франции.
Герои этой книги живут в одном доме с героями «Гордости и предубеждения». Но не на верхних, а на нижнем этаже – «под лестницей», как говорили в старой доброй Англии. Это те, кто упоминается у Джейн Остин лишь мельком, в основном оставаясь «за кулисами». Те, кто готовит, стирает, убирает – прислуживает семейству Беннетов и работает в поместье Лонгборн.Жизнь прислуги подчинена строгому распорядку – поместье большое, дел всегда невпроворот, к вечеру все валятся с ног от усталости. Но молодость есть молодость.
В романе Амирана и Валентины Перельман продолжается развитие идей таких шедевров классики как «Божественная комедия» Данте, «Фауст» Гете, «Мастер и Маргарита» Булгакова.Первая книга трилогии «На переломе» – это оригинальная попытка осмысления влияния перемен эпохи крушения Советского Союза на картину миру главных героев.Каждый роман трилогии посвящен своему отрезку времени: цивилизационному излому в результате бума XX века, осмыслению новых реалий XXI века, попытке прогноза развития человечества за горизонтом современности.Роман написан легким ироничным языком.