Любивший Мату Хари - [37]

Шрифт
Интервал

или склоняется под светом лампы, чтобы заточить карандаш. Но сами по себе его рисунки были для неё всё ещё непостижимы, как сердцевина айсберга.

Последующие дни также были холодными, но безветренными, и они частенько гуляли по вечерам. Они избегали знакомых кафе и праздных толп на бульварах. Они также старались избегать разговоров о будущем.

Наконец они совсем перестали выходить из комнаты, так что последующие три ночи были как одна-единственная ночь. Они питались едой, которую приносил посыльный: сушёные фрукты, маринованные огурцы, мясной пирог и пиво. Они редко засыпали до наступления рассвета. Играли в шахматы в молчании, но без особого интереса. Свет всегда был притушенным.

Последним днём было воскресенье. К девяти вечера её чемоданы были уложены, пальто лежало на кровати. Билет на поезд у кувшина на каминной полке — первый класс до Канн, где она должна выступать для какого-то коммерсанта из Антверпена. С востока надвигалась новая буря. Ещё раньше они увидели над линией горизонта плотную стаю облаков. А потом вновь поднялся ветер.

Грей мучился мыслью попросить её остаться... умолять её... требовать. Но в этом, оказалось, не было смысла. «Это только на неделю, — сказала она ему. — Только на одну несчастную неделю, и если ты действительно хочешь, поедем вместе, — говорила она ему. — Поехали. И мы сможем вместе погрустить на морском берегу». Но он понимал, что, по крайней мере, знал лучшее, чем эта перспектива.

За ужином из холодной мясной вырезки и пива они сидели бок о бок на низком диване. Она надела свой восточный халат с вышитыми белыми хризантемами. Он был в своей обычной одежде. После долгого молчания он спросил, не хочет ли она шерри. Её голос был до странности сухим и прерывистым: нет, она не хочет больше пить. Немного позднее он спросил, не хочет ли она прогуляться к реке или в городской сад. Ответ её был таким же, и он понял, что она плачет.

Наступило долгое молчание, похожее на натянутую струну, облака, пенящиеся где-то над Версалем, и её глаза, наполненные слезами. Затем очень мягко: «Знаешь, я бы очень хотела, чтобы могла любить только тебя, Ники. Правда».

Она ушла сразу после рассвета. Ему не хотелось видеть, как она отбывает со станции, и они расстались во дворе внизу. Был мелкий лёгкий снежок, сдуваемый ветром, как пепел. Подъехал экипаж, и они стояли на ступеньках, пока кучер укладывал её багаж. Хотя она продолжала стискивать его руку, он знал, что она уже не тут.

   — Я всё собирался сказать тебе, — начал он. — Думаю, было бы неплохо, если бы ты выкроила минуту и написала Данбару.

Она кивнула, но глаза её были в тысяче миль отсюда.

   — Да. Да. Я полагаю, ты прав.

   — Я знаю, это будет много для него значить.

   — Да, конечно.

   — И в самом деле, если у тебя будет возможность, я бы тоже был рад.

Она улыбнулась, легко проведя пальцами вдоль уголка его рта.

   — Не будь серьёзным, Ники, не сейчас. В любом случае я вернусь через неделю.

   — Да, через неделю.

   — Или две.

За этим последовал прощальный поцелуй, и она шепнула из-за двери экипажа что-то о том, чтобы он позаботился о коте.


У него ушло много времени на то, чтобы изгнать её из своей комнаты, много времени, прежде чем он перестал находить напоминавшие о ней мелкие вещички то под мебелью, то засунутые в ящики. И ещё больше прошло времени, прежде чем он вновь получил от неё весточку... по крайней мере, пять или шесть месяцев.

В ту пору она жила в деревне Эвр, к югу от Тура. Её любовником был добродушный биржевой маклер по имени Ксавье Руссо. Она повстречалась с ним на званом музыкальном вечере и вскоре водворилась в chateau, который он снимал у какой-то местной графини. Он был женат и к тому же активно занят работой в Париже, но по крайней мере раз в неделю он встречался с нею.

Дорога из Парижа в Эвр была живописной, неторопливой, лежала через провинцию Турен и реку Луару. В конце концов Грей хорошо узнал её; обычно он ездил туда по понедельникам или вторникам, чтобы возвратиться прежде, чем её любовник приедет в четверг или пятницу. Такое расписание было удобным. В то время как Руссо оплачивал счета и занимал её по выходным, Грей заполнял оставшееся время.

Они Скакали на лошадях — есть фотография: она верхом на своём любимце, великолепном жеребце по имени Райа. Они играли в шахматы или в маджонг, и она всегда проигрывала из-за своей невнимательности. Они проводили тихие дневные часы под деревьями или в побелённой ротонде... а ещё они предавались любви.

К концу года она вернулась в Париж и поселилась там, где её навсегда запомнят: на улице Виндзор, дом 11, в середине Нёйи-сюр-Сен. Здесь она вновь жила сама по себе, развлекая друзей в саду и танцуя Шопена под граммофон. Близки они были не часто, но он всегда находился невдалеке от неё.

Это было, как всегда оно было с Зелле, объяснит он позднее. Ты живёшь всю жизнь вокруг неё, но не с ней. Ты даёшь ей то, что она хочет, но не то, в чём она нуждается. Ты приходишь, когда она зовёт, и уходишь, когда она начинает уставать. Ты играешь по её правилам или не играешь вовсе.

Шпанглер был исключением. Хотя она всё ещё время от времени говорила о нём, он никогда не пытался связаться с ней, но это, казалось, никоим образом не волновало её. С Данбаром было совсем иное дело. Не раз она признавала, что ей неловко от того, как она обращалась с ним, и иногда она подумывала, не пригласить ли его. Но в конце концов она даже не собралась написать — ни открытки, ни записки, ничего.


Рекомендуем почитать
Мрак

Повесть «Мрак» известного сербского политика Александра Вулина являет собой образец остросоциального произведения, в котором через призму простых человеческих судеб рассматривается история современных Балкан: распад Югославии, экономический и политический крах системы, военный конфликт в Косово. Повествование представляет собой серию монологов, которые сюжетно и тематически составляют целостное полотно, описывающее жизнь в Сербии в эпоху перемен. Динамичный, часто меняющийся, иногда резкий, иногда сентиментальный, но очень правдивый разговор – главное достоинство повести, которая предназначена для тех, кого интересует история современной Сербии, а также для широкого круга читателей.


История четырех братьев. Годы сомнений и страстей

В книгу вошли два романа ленинградского прозаика В. Бакинского. «История четырех братьев» охватывает пятилетие с 1916 по 1921 год. Главная тема — становление личности четырех мальчиков из бедной пролетарской семьи в период революции и гражданской войны в Поволжье. Важный мотив этого произведения — история любви Ильи Гуляева и Верочки, дочери учителя. Роман «Годы сомнений и страстей» посвящен кавказскому периоду жизни Л. Н. Толстого (1851—1853 гг.). На Кавказе Толстой добивается зачисления на военную службу, принимает участие в зимних походах русской армии.


Дакия Молдова

В книге рассматривается история древнего фракийского народа гетов. Приводятся доказательства, что молдавский язык является преемником языка гетодаков, а молдавский народ – потомками древнего народа гето-молдован.


Странный век Фредерика Декарта

Действие романа охватывает период с начала 1830-х годов до начала XX века. В центре – судьба вымышленного французского историка, приблизившегося больше, чем другие его современники, к идее истории как реконструкции прошлого, а не как описания событий. Главный герой, Фредерик Декарт, потомок гугенотов из Ла-Рошели и волей случая однофамилец великого французского философа, с юности мечтает быть только ученым. Сосредоточившись на этой цели, он делает успешную научную карьеру. Но затем он оказывается втянут в события политической и общественной жизни Франции.


Лонгборн

Герои этой книги живут в одном доме с героями «Гордости и предубеждения». Но не на верхних, а на нижнем этаже – «под лестницей», как говорили в старой доброй Англии. Это те, кто упоминается у Джейн Остин лишь мельком, в основном оставаясь «за кулисами». Те, кто готовит, стирает, убирает – прислуживает семейству Беннетов и работает в поместье Лонгборн.Жизнь прислуги подчинена строгому распорядку – поместье большое, дел всегда невпроворот, к вечеру все валятся с ног от усталости. Но молодость есть молодость.


Сердце Льва

В романе Амирана и Валентины Перельман продолжается развитие идей таких шедевров классики как «Божественная комедия» Данте, «Фауст» Гете, «Мастер и Маргарита» Булгакова.Первая книга трилогии «На переломе» – это оригинальная попытка осмысления влияния перемен эпохи крушения Советского Союза на картину миру главных героев.Каждый роман трилогии посвящен своему отрезку времени: цивилизационному излому в результате бума XX века, осмыслению новых реалий XXI века, попытке прогноза развития человечества за горизонтом современности.Роман написан легким ироничным языком.