Любитель животных - [15]

Практически, но не совсем. Я повис на ней, ухватившись руками.

Но держаться левой я не мог, а пальцы правой быстро слабели под тяжестью тела. И я свалился на спину к подножию дерева.

На сей раз удар не вышиб из меня дух -- я уже не помнил, когда делал вдох в последний раз. Но голове от него явно не полегчало. Я ненадолго ослеп, а в ушах непрерывно трещало, как будто единственное, что я мог слышать, и что мне предстояло отныне слышать был звук собственного тела, ударяющегося о землю. У меня возникло ощущение, что я ударился с достаточной силой, чтобы выбить в мягкой лесной почве могилу. Но я боролся. Мне надо дышать. Надо видеть.

Ревун, наверное, уже держит меня на прицеле.

Я боролся.

Первым делом глаза. Зрение вернулось секунд через пять, показавшихся мне часами. Я пошарил взглядом по ветвям, отыскивая обезьяну, но меня отвлек странный звук.

Покашливание.

Кашлял не я, потому что дыхание еще не вернулось. Кашель слышался откуда-то слева.

Чтобы взглянуть туда, мне не пришлось сильно поворачивать голову. Но лучше бы я ее не поворачивал.

Я увидел бурого медведя. Большого бурого медведя. До него было еще метров десять, и шел он на четырех лапах, но все равно казался слишком большим. Попросту огромным. С таким мне не справиться. Я и дышать-то пока не могу.

Медведь смотрел на меня. Он, наверное, видел, как я упал, и теперь решал, что со мной делать -- разорвать когтями горло или же лицо. И до сих пор не сделал ничего только потому, что я не шевелился.

Но я не мог лежать так бесконечно. Мне отчаянно требовался воздух. Легкие, отравленные углекислым газом, подали сигнал мышцам, и я судорожно и шумно вдохнул.

Теперь медведь узнал обо мне все, что хотел. Взревев так, что я наверняка запаниковал бы, если бы уже не был скорее мертв, чем жив, он поднялся на задние лапы, и я увидел, что с ним сделал Парацельс.

Вместо передних лап у него были руки. Парацельс явно любил руки. Ими так удобно держать оружие. Руки медведю почти наверняка достались от погибшего охотника, поскольку для бывших медвежьих лап они были слишком малы. Даже не представляю, как он мог с такими ходить. Но это, разумеется, не было для него слишком большой проблемой. Руки были достаточно велики для задуманного Парацельсом.

На животе у медведя имелся меховой карман вроде кенгуриного. Поднявшись, он сунул в него обе руки, а когда вытащил, то каждая сжимала по автоматическому "магнуму" двадцать второго калибра.

Он собирался разнести мне голову.

И я ничего не мог с этим сделать.

А мне надо было что-то сделать. Я не собирался умирать, потому что был для этого слишком зол.

Но на любые действия у меня осталось всего полсекунды. Медведь не взвел курки пистолетов, и за эти лишние полсекунды ему надо надавить на спуск достаточно сильно, чтобы сделать первый выстрел -- и он станет не очень точным. Затем при каждом новом выстреле курок будет взводиться автоматически, и он сможет стрелять точнее и быстрее.

Я вскочил и прыгнул назад под защиту древесного ствола.

Но слишком медленно. Он выстрелил, когда я еще не успел подняться, но промахнулся, а потом я уже не был неподвижной мишенью. Когда я отпрыгивал за дерево, одна из пуль ободрала мне кожу на груди. В ствол вонзилось полдюжины пуль -- так быстро, что я не успел их сосчитать. В каждом магазине у него по десять патронов. Мне не выйти из-за ствола, пока он не начнет перезаряжать.

Я даже не успел задуматься, как мне поступать дальше, когда ревун открыл огонь.

Он сидел надо мной на том самом упавшем стволе. Наверное, он уже сидел там, когда я начал двигаться.

Когда вокруг него стало летать столько свинца, ревун прицелился в того, кто стал для него наиболее опасен, и нажал на спуск.

И почти разорвал медведя пополам.

Целиться ему ничто не мешало, мишень была неподвижная. И за три секунды он выпустил медведю в брюхо весь магазин.

Покончив с этим, ревун остался на месте. Выглядел он абсолютно ручным, как мартышка в зоопарке, даже когда извлекал из винтовки пустой магазин, отбрасывал его и лез в рюкзачок за новым.

Это его и погубило. Очередь отбросила медведя назад, и теперь он сидел, очень по-человечески расставив задние лапы. Он истекал кровью; секунд через десять он умрет. Но медведи животные упрямые и кровожадные, и этот не стал исключением. Перед смертью он поднял лапы с пистолетами и застрелил обезьяну.

Я не потратил и секунды, поздравляя себя с тем, что остался жив. Стрельба привлечет сюда других зверей, а я сейчас не в форме. Царапина от пули кровоточила, равно как затылок и полдюжины других порезов и царапин. А та моя часть, что не истекала кровью, была слишком избита и ни на что не годилась. Поэтому я повернулся и как можно тише направился в сторону ручья.

Далеко я не ушел. Настала нервная реакция на пережитое, и мне пришлось найти убежище и переждать, пока меня перестанет тошнить.

Тошнить от гнева.

Я начал понимать идею этого резервата. Животные тут были просто ходячими мишенями. Смертельно опасными -- и одновременно настолько ручными, что даже не умели убегать. Вот именно, ручными. Из-за тренировки.

Одних генетических изменений недостаточно. Во-первых, животных надо научить пользоваться новыми и странными для них конечностями. Затем пользоваться оружием, и, наконец, не обращать это оружие против тренеров или друг друга. Перестрелка между ревуном и медведем стала случайностью; медведь просто стрелял слишком близко от обезьяны. Животных надо научить не нападать друг на друга при первой же возможности. Парацельс наверняка подхлестнул их понятливость и сообразительность, но без дрессировки обойтись было никак нельзя. Иначе они попросту сожрали бы друг друга. Ведь кролики и собаки, равно как и медведи и собаки, обычно не расходятся мирно.