Любить запрещается - [64]

Дарт Гурон подошел к дивану, на котором сидела Лулу, и сел рядом.

– Послушай, Лулу! – сказал он. – Отнесись к этому разумно. Ты отлично знаешь, что нашему роману не суждено иметь серьезного завершения. Ты вошла в мою жизнь как раз тогда, когда я выставил себя дураком с Беатрис Уоттон. Признаюсь тебе в том, в чем никому не признавался: я никогда не просил ее выйти за меня, это она попросила меня. А поскольку в тот момент мне стало ее отчаянно жалко, я не смог сразу ей отказать. Я повел себя как трус, если угодно. Я избегал разговоров на эту тему, думал, что напишу ей, когда вернусь домой, сделаю еще что-нибудь, чтобы не показаться ей жестоким.

Не успел я опомниться, как она заявила всем своим друзьям на той вечеринке, что мы помолвлены. Там присутствовали газетчики, и я абсолютно ничего не мог сделать такого, что по всем меркам было бы равносильно пощечине, от которой она, возможно, никогда бы не оправилась. Как тебе известно, она существо нервное, поэтому я ничего не предпринимал, пока в моей жизни не появилась ты и не указала мне, возможно, хамский, но все же выход из положения, который оказался, в общем-то, сравнительно легким.

Дарт немного помолчал и посмотрел на пальцы Лулу, лежащие на его руке.

– Однажды, – негромко произнес он, – ты встретишь человека, который сделает тебя по-настоящему счастливой. А я не тот человек, ты знаешь. Ты очень мила и достойна любви, Лулу, но я не люблю тебя так, как хотел бы любить женщину, которая станет моей женой, и не верю, что в глубине души ты тоже любишь меня. Погоди! – быстро сказал он, когда она попыталась возразить. – Тебе просто кажется, что ты влюблена, но это потому, что, возможно, в твоей жизни я – первая вещь, которой тебе не удалось завладеть целиком и полностью в ту самую минуту, когда тебе захотелось ее иметь. Признай, это правда.

– Это ложь! – горячо возразила Лулу. – Я люблю тебя, как никогда и никого не любила. Я люблю тебя не потому, что не могу тебя заполучить, а просто потому, что знаю: мы созданы друг для друга.

– Хотел бы я думать так же, – тихо проговорил Дарт, – но не могу. Понимаешь, Лулу, в тебе много такого, что мне нравится и чего я не понимаю. Например, твое отношение к бабушке.

Лулу отдернула руку.

– Что ты этим хочешь сказать?

– То, что сказал, – ответил он. – Я думал об этой бедной старушке. Ты знаешь, что сказал доктор, когда выписывал свидетельство о смерти?

– И что же он сказал? – с вызовом спросила Лулу.

Дарт поднялся с дивана и отошел.

– Он сказал, что, хотя это типичный случай сердечной недостаточности, которая в большинстве своем является причиной смерти, она на самом деле умерла от недоедания.

В комнате вдруг наступила тишина.

– Да, от недоедания, – помолчав, продолжал Дарт. – Лулу, ты когда-нибудь задумывалась о том, чем мы питаемся здесь, о всех тех завтраках и обедах, которые мы делили с тобой на пароходе? О том вечере в Нью-Йорке, когда мы объелись икры по пятнадцать долларов за порцию, потому что ты сказала, что чувствуешь себя, как дикая русская женщина?

– Ты говоришь как коммунист, – сказала Лулу. – Если бы мы ели в Нью-Йорке не икру, а предпочли бы хлеб с сыром, от этого у моей бабушки в Путни не прибавилось бы еды. Кроме того, у нее было достаточно денег, об этом я позаботилась, и если она не ела, то потому, что не хотела.

– Это не так, – возразил он. – Если она не ела, то потому, что не могла получить еду: те, у кого она жила, не хотели ее приносить ей, а она, как тебе известно, была не в состоянии пойти и взять ее сама.

– Ты узнал это от этой Милбэнк, которая вечно сует нос в мои дела, – в ярости проговорила Лулу. – Ну конечно, ты скорее готов поверить ей, чем мне. А я не заслужила ни слова благодарности за все, что сделала для своих родственников. Они охотно брали деньги, которые я им посылала, а потом писали письма и жаловались, что не видят меня. При всем желании нельзя быть в двух местах одновременно. Надо либо зарабатывать деньги, чтобы иметь возможность посылать их домой, либо сидеть дома и голодать вместе с остальными нахлебниками, которые сами не способны заработать ни пенни.

В ярости она выплевывала слова, ее голос сделался пронзительным и, как всегда, когда она распалялась, немного гнусавым, как у кокни.

Только сейчас Лулу заметила, что Дарт просто смотрит на нее и слушает. Она поняла, о чем он думает. За все эти годы она достаточно узнала мужчин, чтобы знать, когда они больше не увлечены и не слушают ее как зачарованные.

Ее голос замер. Она вдруг испугалась. Лулу поднялась с дивана и подошла к нему.

– Дарт, Дарт, – прошептала она. – Из-за чего мы ссоримся? Я пришла сказать, что люблю тебя, помоги же мне забыть, что между нами не может быть взаимопонимания. Я люблю тебя, ты знаешь, люблю. Поцелуй меня, обними меня крепко. Я хочу быть в твоих объятиях.

Она дотронулась до него и запрокинула голову, чтобы посмотреть ему в глаза. Но его руки не обвились вокруг нее. На его лице Лулу увидела знакомое выражение, когда он произнес:

– Уже поздно, Лулу. Думаю, тебе пора спать.

– Дарт, как ты можешь? – страстно сказала она. – Не прогоняй меня. Не сердись на меня, я сделаю все, что захочешь, скажу что захочешь, признаю, что была не права. Только не прогоняй меня – не сейчас, не сегодня.