Любит? не любит? Я руки ломаю - [18]

Надо

         вырвать

                       радость

                                    у грядущих дней.

В этой жизни

                      помереть

                                     не трудно.

Сделать жизнь

                        значительно трудней.

1926

Любовь

Мир

       опять

                цветами оброс,

у мира

           весенний вид.

И вновь

             встает

                        нерешенный вопрос —

о женщинах

                    и о любви.

Мы любим парад,

                            нарядную песню.

Говорим красиво,

                             выходя на митинг.

Но часто

               под этим,

                               покрытый плесенью,

старенький-старенький бытик.

Поет на собранье:

                             «Вперед, товарищи…»

А дома,

            забыв об арии сольной,

орет на жену,

                      что щи не в наваре

и что

         огурцы

                     плоховато просолены.

Живет с другой —

                              киоск в ширину,

бельем —

               шантанная дива.

Но тонким чулком

                             попрекает жену:

— Компрометируешь

                                  пред коллективом.—

То лезут к любой,

                            была бы с ногами.

Пять баб

               переменит

                                 в течение суток.

У нас, мол,

                  свобода,

                                а не моногамия.

Долой мещанство

                             и предрассудок!

С цветка на цветок

                               молодым стрекозлом

порхает,

              летает

                         и мечется.

Одно ему

                в мире

                            кажется злом —

это

      алиментщица.

Он рад умереть,

экономя треть,

три года

              судиться рад:

и я, мол, не я,

и она не моя,

и я вообще

                  кастрат.

А любят,

              так будь

                            монашенкой верной —

тиранит

              ревностью

                                всякий пустяк

и мерит

             любовь

                          на калибр револьверный,

неверной

                в затылок

                                 пулю пустя.

Четвертый —

                       герой десятка сражений,

а так,

          что любо-дорого,

бежит

           в перепуге

                             от туфли жениной,

простой туфли Мосторга.

А другой

               стрелу любви

                                     иначе метит,

путает

            — ребенок этакий —

уловленье

                любимой

                               в романические сети

с повышеньем

                        подчиненной по тарифной сетке…

По женской линии

тоже вам не райские скинии.

Простенького паренька

подцепила

                  барынька.

Он работать,

                     а ее

                            не удержать никак —

бегает за клёшем

                            каждого бульварника.

Что ж,

           сиди

                    и в плаче

                                   Нилом нилься.

Ишь! —

             Жених!

— Для кого ж я, милые, женился?

Для себя —

                   или для них? —

У родителей

                    и дети этакого сорта:

— Что родители?

                           И мы

                                     не хуже, мол! —

Занимаются

                     любовью в виде спорта,

не успев

               вписаться в комсомол.

И дальше,

                к деревне,

                                 быт без движеньица —

живут, как и раньше,

                                   из года в год.

Вот так же

                   замуж выходят

                                            и женятся,

как покупают

                       рабочий скот.

Если будет

                  длиться так

                                      за годом годик,

то,

     скажу вам прямо,

не сумеет

                разобрать

                                и брачный кодекс,

где отец и дочь,

                          который сын и мама.

Я не за семью.

                       В огне

                                  и в дыме синем

выгори

             и этого старья кусок,

где шипели

                   матери-гусыни

и детей

             стерег

                        отец-гусак!

Нет.

        Но мы живем коммуной

                                               плотно,

в общежитиях

                        грязнеет кожа тел.

Надо

         голос

                  подымать за чистоплотность

отношений наших

                              и любовных дел.

Не отвиливай —

                            мол, я не венчан.

Нас

       не поп скрепляет тарабарящий.

Надо

         обвязать

                        и жизнь мужчин и женщин

словом,

            нас объединяющим:

                                             «Товарищи».

1926

Вместо оды

Мне б хотелось

                        вас

                              воспеть

                                           во вдохновенной оде,

только ода

                 что-то не выходит.

Скольким идеалам

смерть на кухне

                          и под одеялом!

Моя знакомая —

                           женщина как женщина,

оглохшая

               от примусов пыхтения

                                                    и ухания,

баба советская,

                         в загсе венчанная,