Любимая игрушка Создателя - [16]

В итоге Даниле много хлопали, а также топали ногами и свистели, что служило признаком одобрения и симпатии.

Потом выбегала Алена в коротеньком голубом платьице в серебряных блестках, переключая зрителей на радостное ожидание чудес. За ней бежала на поводке маленькая обезьянка в таком же платьице.

– Ники, поклонись зрителям! – приказывала Алена.

Обезьянка скалила зубы и отрицательно мотала головой.

– Ники! – взывала Алена строго.

Обезьянка мотала головой с такой силой, что, казалось, голова вот-вот оторвется, – ни за что!

– А что у меня есть!

Алена вытаскивала из кармана конфетку в яркой обертке. Ники, цепляясь тонкими черными ручками за подол Алениного платья, проворно карабкалась девушке на грудь.

И так далее, в том же духе.

Потом был десятиминутный перерыв, после чего – второе отделение. Карл Мессир. Как театр начинается с вешалки, так актер начинается с имени. Настоящего имени гипнотизера не знал ни Данило Галицкий, который на самом деле был Василий Прыгун и никогда этого не скрывал, ни Алена Бушко, которая и была Аленой Бушко, а еще подругой Карла. Девушка вообще была уверена, что Карл Мессир – настоящее имя гипнотизера. Она была простодушной и доброй девушкой, сидела в кассе кинотеатра в маленьком городке на юге страны, откуда он ее и увез. Вернее, сначала ее присмотрел Данило Галицкий и подумал, что их творческому коллективу не хватает именно такой девушки. Не будучи уверен в собственной неотразимости, он скрепя сердце подключил Карла. Данило был психологом в силу богатого жизненного опыта и рассчитал правильно – перед блистательным Карлом Мессиром Алена не устояла.

Сократ был вокзальным беспризорным в прошлом, но не тем смышленым и бойким персонажем из романов, а забитым перепуганным подростком, сбежавшим из детдома из-за издевательств старших мальчиков. Карл Мессир встретился с его затравленным голодным взглядом через окно ресторана, где труппа обедала. Они ехали на гастроли в некий южный город.

– Дамы и господа! – обратился тогда Карл к Алене и Даниле. – Нашему коллективу нужен распорядитель для всяких мелких поручений. Ну, там, сапоги почистить, пуговицы мундира надраить. Или сбегать в лавку за виски. Взгляните на того парня, вон там, за окном, смотрит сюда. Что скажете?

– Вор, поди. И воняет, – высокомерно произнес Данило.

– Не будь таким снобом, – возразил ему Карл Мессир. – Мы, аристократы духа, должны помогать ближнему.

– Обворует же, – протестовал Данило. – Разденет к чертовой матери.

– Он же голодный, – сказала Алена. – Бедненький! И чемоданы носить надо.

– Все мое ношу с собой, – сказал Карл Мессир. – А тебя, друг мой Галицкий, можно только одеть. – Данило по случаю летней жары был в шортах, обнажавших его бледные тощие мосластые ноги. – Выношу на голосование. Лично я – «за»!

– Я тоже! – подхватила Алена.

– Допустим, я «против», а что это меняет? – горько спросил Данило. – Вас всегда большинство!

– Значит, единогласно, – подвел черту Карл Мессир и махнул парню за окном.

Так их стало четверо. Парня звали Ваня Иванько. Карл сказал, что ж, неплохо, хорошее честное имя, но экзотики маловато.

– Можно Юрием Долгоруким, – предложил Данило. – Смотри, какие грабки длинные!

– Нет, – ответил Карл. – Он у нас будет Сократ.

– Тоже красиво, – одобрил Данило, не удивившись.

Обезьянка Ники принадлежала лично экстрасенсу.

После выступления труппа собиралась в номере Карла Мессира. Алена накрывала на стол. Сократ неуклюже помогал – открывал бутылки, резал хлеб. Чтец и экстрасенс отдыхали, лежа на узких деревянных кроватях.

– Хорошо работал, Карлуша, – говорил расслабленно Данило, который не был способен помолчать и пяти минут кряду. – Молоток. А вот только непонятно мне…

Он снова, в который раз уже, собирался высказать то, что не давало ему покоя.

– А вот только непонятно мне, Карлуша, как ты это проделываешь? Я ведь скептик по натуре, матерьялист, стреляный воробей, меня на мякине не проведешь! Перевидал магов и фокусников за свою жизнь до фига и не верю этой братии ни на грош. Жулик на жулике, прости господи… Признайся, друг любезный, что это массовый гипноз и на самом деле ни хрена такого не имеет места быть, успокой мою смятенную душу. И покончим с этим мутным делом. В магию, тьфу, не верю и никогда не поверю, в массовый гипноз – верю. Возможности человеческой психики безграничны и непознаны наукой, она не те еще коленца выкидывает. Пятая колонна, вражина. Так как, Карлуша? Массовый гипноз все-таки? Ну, признавайся? Или… что?

Карл Мессир молчит. Ему хорошо лежать вот так, с закрытыми глазами, внимая неторопливому сипловатому голосу Данилы, не напрягаясь насчет смысла. Алена звякает посудой, Сократ цепляется неуклюжими ногами за стулья и роняет предметы. Впервые в жизни Карл чувствует себя в семье. Он любит их всех. И Данилу Галицкого, болтливого пьяницу-гуманиста, и простодушную влюбленную Алену, и Сократа, несуразного, спотыкающегося на ровном месте, который себя не помнит от счастья, что приняли его в артисты – во время последнего спектакля он уносил со сцены расшалившуюся Ники.

– Конечно, массовый гипноз, – говорит он, не открывая глаз. – Ты же умный человек, Данило, материалист! Какая, к черту, магия?